– Петр Великий в изображении Вольтера, – заметил Порошин, – герой-преобразователь; он – законодатель и отец народа – идеальное воплощение просвещенного государя.
– Вот бы и мне быть похожим на него, – вздохнув, ответил Павел. – Да это очень трудно.
– Не тужите, Ваше Высочество, – улыбнувшись, сказал Порошин, – главное – у вас есть с кого брать достойный пример для подражания.
Поздним вечером в дневнике Порошина появилась такая запись: «Чьи дела большее в нем возбудить внимание, сильнейшее произвесть в нем действие и для сведения его нужнее быть могут, как дела Великого Петра? Они по всей подсолнечной громки и велики, превозносятся с восторгом сынов Российских устами. Если бы не было никогда на Российском престоле такого несравненного мужа, то б полезно было и вымыслить такого Его Высочеству для подражания».
…Из дневника Семена Андреевича Порошина: «В этот день после утреннего чая великий князь пошел в залу и принялся готовить флажную иллюминацию подаренного ему к дню рождения большого линейного корабля, точную копию настоящего – „Ингерманландии“».
Когда Порошин позвал мальчика на занятия, он сделал вид, что не слышит, а на повторный зов ответил:
– Мы сейчас все равно едем в Академию художеств, что ж на минуту книгу раскрывать?
– Идемте, Ваше Высочество, – настаивал Порошин, – отлынивать от учения негоже.
– Что ж, – проворчал обиженно Павел, – не все государю трудиться-то, чай, он не лошадь, надобно и отдохнуть!
– Никто не требует, чтобы государь трудился без отдыха, – возразил Порошин. – Он такой же человек, как все прочие, и возвышен в свое достоинство не для себя, а для народа. Поэтому всеми силами стараться должен о народном благосостоянии и просвещении.
– Экий ты, братец, прилипчивый, – сдаваясь, сказал Павел, – пойдем сядем и посчитаем один на один, – ведь мы с тобой известные математики.
Вечером, укладываясь спать, Павел виновато сказал Порошину:
– Не сердись на меня, я понимаю, что был не прав. Когда вырасту, все исправлю в своем поведении.
– Зачем же откладывать? Исправлять надо сейчас, а там появятся другие нелегкие заботы, – задумчиво произнес Порошин.
– А теперь спать, утро вечера мудренее, – сказал он и ласково потрепал мальчика по голове.
В дневнике встречаются и такие записи: «У меня очень дурно учился, так, что я, брося бумаги, взял шляпу и домой уехал. Причины дурному сегодняшнему учению иной я не нахожу, как ту, что учиться он начал несколько поздно, а после моих лекций оставалося еще фехтовать и сходить за ширмы подтянуть чулки и идти на концерт. И так боялся и нетерпеливствовал, чтоб не опоздать»…
