— Что это со мной было? — невинно спросил Однорукий, щурясь от солнца, бившего в глаза. — Мне показалось, что я умер.
— Я бы не рискнул сказать, что ты умер, — отозвался философ. — Но и утверждать, что ты жив, тоже не стану.
— Все силлогизмами изъясняешься, — оклемавшись, сказал посланец. — Я к тебе с приказом от Хромого. Он велел передать тебе, философу, что если ты, философ, не перестанешь философствовать и не выйдешь на работу, то он тебя…
— Ну-ну, продолжай.
— Дикси. Я все передал… почти дословно, — ответил Однорукий и попытался встать на ноги.
— Ни пса я не понял. — Диоген перевернулся на другой бок, устраиваясь поудобнее на солнышке. — Ты сходи-ка к Хромому, уточни этот вопрос.
— Я еще не восстановил силы, — ответил однорукий посланник. — Я тут немного полежу, если ты не возражаешь…
— Валяй. То есть — валяйся, сколько влезет.
— Скажи, Диоген, в чем смысл жизни?
— А ты как разумеешь?
— Я полагаю, что смысл жизни состоит в том, чтобы быть кому-то нужным, выполнять полезную для общества работу…
— Реникса, — перебил философ. — Смысл жизни — в самой жизни, и потому, сколько ни работай, смысла от этого не прибавится.
— А может, смысл в чем-то более возвышенном, например, в Боге? Ты вот мне скажи, есть Бог или его нет, я все как-то сомневаюсь…
— Сомнение — это хорошо, — удовлетворенно произнес философ. — Не люблю тех, кто никогда не сомневается — фанатики, дрянь… Если тебя интересуют вопросы веры, я тебе так скажу: мир это сон. Причем, у каждого свой. Стало быть, утверждать что-либо категорично было бы неумно.
— Но ведь без Бога не будет в мире справедливости! — вскричал однорукий богоискатель и от возбуждения даже сумел подняться на колени. — Кто накажет плохих, кто вознаградит праведных? Без Высшего судии всякая жизнь теряет смысл. Зачем же мы живем и мучаемся? Нет, ты как хочешь, но это несправедливо.
— Вот чудак, право, — усмехнулся Диоген. — Ну кто тебе сказал, что мир справедлив?
— Пастор говорит, что Господь справедлив, и каждому воздастся по делам его…
— Для вас Бог, что для Хромого костыль. Придумали гаранта справедливости. Ваша теология — лишь отражение ваших же подспудных желаний. Но это не значит, что так оно и есть на самом деле. Ты говоришь — мучаетесь, страдаете, и все такое прочее. Но вот вопрос. Кто или что заставляет вас это делать? Станьте господином самого себя! И вы избавитесь от страданий. А что делаете вы? Вместо того, чтобы предаваться медитации, вы начинаете стонать: жизнь трудна, жестока и тэдэ. Требуете от жизни — подай то, подай это. «Хорошо, Господи, — идете вы на компромисс, — если уж не на этом свете, то хотя бы за ее порогом, на том свете, но даруй нам блаженство».
