Митя, бегавший к Анохиным, принес новость: на речку они не пойдут, у них Мила заболела. Что с ней, ему не сказали, видел только — лежит на кровати поверх одеяла. Аня тут же предложила зайти.
— Да ерунда, — отмахнулся Андрей. — Съела чего-нибудь. Что с детьми бывает в летнюю пору?
Но по дороге с речки они все же зашли. Виктор и Зина обедали. Мила лежала на кровати с грелкой, ноги укрыты халатом.
— Ну как? — спросила Аня, стоя в дверях с кошелкой в загорелой руке.
Виктор хлебал окрошку, густо засыпанную зеленым луком.
— Здорово, товарищи начальники! — со двора приветствовал Андрей и положил локти на подоконник. — Не просите, не уговаривайте: сыт. Ну разве что пообедать, если уж так уж…
Он вспрыгнул, сел боком в окне, заслоняя свет.
— Чего вы нас перепугали?
— Шутки твои… — сказала Аня и покачала головой.
Сидя прямо, Зина от тарелки несла ложку к оскорбленно поджатым губам. «Кажется, в самом деле обиделись», — подумал Андрей.
Но с Зиной лучше не выяснять, это он хорошо знал. Тут если и не виноват, виноватым окажешься и уж так останется за тобой.
— Окрошка есть, — сказала Зина. — Вкус-сно!.. Она проглотила, и две продольные жилы на шее напряглись.
— Да нет, Зиночка, я пошутил. Вон дети во дворе, мы обедать идем.
Со двора слышны были восторженные взвизги: это ощенилась Дамка, хозяйская собака, и Машенька обмирала вокруг щенят.
— Так что у Милы? — спросила Аня.
— В общем… — Виктор доедал, наклоня тарелку. Подавил отрыжку. — В общем, я вызвал машину. Пусть привыкают.
И приосанился. Сняв запотевшие очки — они всегда у него запотевали во время обеда, — протирал их, помаргивая. Надел, взгляд за стеклами прояснился.
— Вот так!
— Какую машину? — Андрей улыбнулся.
— Сходил на почту, позвонил Немировскому. А то целый день стоят, шофера им фары надраивают. Опухли от сна.
— Ты представляешь, Аня, — заговорила Зина, — у нас ребенок заболел, а он говорит:
«Не знаю, где машину взять…»
— Возьмет! — Виктор поднял широкую ладонь.
— Товарищ Бородин нашел время принять Виктора и Андрея. Да как он вообще может после этого?
Аня присела к Миле на кровать: ей не понравилось, как у девочки блестят глаза.
Гладя ее по волосам, попробовала лоб.
— Ты думаешь, ей нужна грелка?
— Я им говорю, меня от нее еще больше тошнит. — В голосе Милы были слезы. И на руке своей Аня чувствовала ее горячее дыхание.
— Знаешь, я бы грелку не давала. — Она легонько подавила ребенку живот. — Больно?
