, остается неизменным.
— Получается, у Коренковой всегда был базис — что она алкоголичкой станет? — прищурился Полуянов.
— Я не ожидал, конечно, именно такого конца, — пожал плечами Иван Адамович. — Но то, что Лена подвержена мании, знал всегда. Она была излишне самонадеянна. Излишне упряма. Излишне в себя влюблена. Я еще в школе предупреждал ее маму, что дочь может плохо кончить. Увы, Галина Вадимовна меня не слушала. Предпочитала искать внешних врагов…
«Да ты не историк — психолог!» — усмешливо подумал Дима.
— Но я сейчас не о Лене, — сказал учитель. — Хотите, докажу вам, что Степан не убийца?
— Он, что ли, тоже к вам на чашку чая приходил? В тот день, когда Елена погибла? — усмехнулся Полуянов. — Алиби ему хотите создать?
— Нет, — покачал головой историк. — Степино алиби я, к сожалению, подтвердить не могу… Однако в глубине души, пусть и чисто интуитивно, я уверен: это не он. Ну, будете слушать?
— Конечно.
— Однажды зимой, в выпускном классе, когда Ивасюхин уже переметнулся к Наде, пошли они с ней на каток. Как раз тогда, в девяносто седьмом, вдруг вернулась старая мода. В парке Горького стали заливать дорожки, и молодежь сочла, что кататься на коньках — это круто . – Историк немного снисходительно улыбнулся. — Мои ребята тоже туда ходили. Не все, конечно. Лена Коренкова — та, например, считала, что парк Горького — это для плебеев. А Надя со Степаном, скромники, те катались, и оба неплохо.
«Я совсем не в курсе, что моя Надюха на коньках стоять умеет!» — удивился про себя Полуянов.
— А вы сами знаете, — продолжал рассказ историк, — что любая мода, если уж нашу страну охватит, мгновенно становится повальной. Я сам в парке Горького, правда, не бывал, но ученики рассказывали: народу там на ледовых дорожках быстро стало — не протолкнуться. Особенно если не утром, а после уроков приходить. Музыка гремит, мальчишки выпендриваются, гоняют как бешеные, кто-то пытается в хоккей играть, другие девчонок задирают, третьи балуются, змейку собирают — это когда чуть не тридцать человек гуськом, вцепившись друг в друга, едут, — пояснил журналисту Иван Адамович.
— Я знаю, — кивнул тот.
Помнится, однажды, кажется, в том же девяносто седьмом, заслышав о новой моде, он вытащил из шкафа ржавевшие коньки и поехал в парк Горького. Но ему не понравилось, что там дикая толпа да сплошной молодняк, и больше кататься Дима не пытался. И никогда бы не подумал, что Надюшка, над которой он еще в те годы на правах старшего товарища шефствовал, проводит время в таком бедламе…
