Обращаясь к "сложным проблемам", исследуя такой жизненный материал, где "не все можно с ходу разгадать и расставить по полочкам", Друцэ и впрямь стремится сконцентрировать содержание на ограниченной площади, заставить деталь подняться до широких обобщений, раскрыть изображаемое через диалектику взаимосвязей ("чтобы постичь улыбку, надо пройти сквозь слезы"), облечь его в ту форму искусства, сущность красоты которого должна "оставаться скрытой".
Отсюда - условная образность лирического письма Друцэ, его емкая ассоциативная многоплановость, его подернутая загадочностью символика.
Если, по меткому замечанию А. М. Горького, художественный образ "почти всегда шире и глубже идеи (писателя. - В. К.), он берет человека со веем разнообразием его духовной жизни, со всеми противоречиями, его чувствований и мыслей" ***, то применительно к Друцэ этот образ, преломленный через призму условности, к тому же еще и вступает в сложные опосредствованные связи с образным строем произведения, отсвечивая всякий раз новыми гранями своих ассоциативных качеств.
* Друцэ И. П. Улыбка Чехова. - Днестр, 1960, № 1, с. 90, 87.
* Друцэ И. П. В гостях у Солоухиных. - Дружба народов, 1960, № 7, с. 250.
*** Горький М. История русской литературы. - М.: Гослитиздат, 1939, с. 26.
В этой живой диалектике конкретно-чувственного и абстрактно-ассоциативного подчас нелегко выделить доминирующую черту (такую же, как приспособленчество и корыстолюбие - у Мирчи, как "улыбающееся нутро" и "счастье простых рук землепашца" - у Карабуша), служащую, как известно, ключом к пониманию художественного образа.
И уж совсем бывает невозможно свести к определенному значению условный образ, намеренно наделенный автором "элементом загадочности". Последний проявляется у Друцэ не только в недосказанности или скрытой "сущности красоты" изображаемого, но и в самой полисемичности образа - его смысловой и художественной многоплановости.
Этот своеобразный прием условно-реалистического письма Друцэ (реалистического, ибо условность у него опирается, как правило, на жизненную основу) несет в себе особые разрешающие возможности. Там, где он диктуется сущностью изображаемого, развитием сюжета, раскрытием характеров, образностью языка, нас буквально завораживает лирико-поэтическое дарование прозаика. Там же, где он недостаточно обусловлен у писателя, нас порой озадачивает либо неоправданное сгущение красок, либо иная изобразительная неточность.
