Его голос звучал ровно, монотонно, а речь утратила плавность и связанность. Время уходило, и следовало спешить, тем более, что ничем другим Карл Леону помочь уже не мог.
— А те бумаги, что остались в Орше? — спросил он.
— Они на кладбище, — сообщил Мышонок рассеянным тоном. — В каком-то заброшенном склепе. Не помню.
— Кто знал о том, что ты расшифровал Женевское предсказание?
— Все, кто пожелал узнать, — пожал плечами Леон. — Я же, дурень хвастливый, так и написал в «Наместнической войне».
«И поехал через Ворота Саграмон, и туда же направился я…»
— Кто знал о том, что ты «хозяин слова»? — спросил он через силу.
— Никто… не знаю, — казалось, силы покидают Леона. — Извини, Карл, но, кажется, я должен идти.
— Подожди! Ты знаком с Даниилом Филологом?[5]
— Даниил? — Леон погладил лоб, как будто вытирал испарину, которой, впрочем, там не было. — Даниил Кормак… Да… В Бонне… Лет сорок назад… Он научил меня «рамочным формулам»… Теперь, он, кажется, в Семи Островах…
Мышонок ушел. Придет ли он когда-нибудь еще? Карл этого не знал, зато он знал теперь другое, Леон из Ру ушел туда, откуда не возвращаются. Настоящий Леон. А тот, кто сидел еще совсем недавно напротив Карла, освещенный светом живого огня, и говоривший с Карлом голосом Мышонка, это все-таки был уже не Леон. Карл не знал, кто это был или, быть может, что, но рациональное знание и знание сердца, разные вещи. Художественное чувство трудно обмануть, впрочем тот, кто приходил к его костру, те, кто посетил Карла сегодня на Гуртовой тропе, и не пытались казаться тем, чем, на самом деле, не являлись.
«Мышонок»
При мысли о друге, казалось, закипела в жилах кровь, и красный туман встал перед глазами. Таких сильных эмоций Карл не испытывал с тех пор, когда полгода назад увидел на Льняной улице толпу разбуженных среди ночи, испуганных людей и решил… Боги! Тогда, его воображение нарисовало образ мертвой Деборы, и ужас от необратимости свершившегося, разрушил стены уверенного спокойствия, которые Карл возвел вокруг своей души. Холодная ярость затопила его тогда всего целиком, и он был готов залить Сдом кровью и утопить его в этой крови.
Карл сидел перед костром, смотрел на огонь, но видел сейчас залитое мраком холодное ущелье в Мраморных горах, черные камни и черные тела, разбросанные, как попало вдоль узкой тропы, ведущей от перевала к долине Пенистой. Черные камни, черные тела… и черная кровь на камнях. Где-то там умирал сейчас маленький нескладный человечек, которого много лет назад, он, Карл, прозвал Мышонком. Леон никогда на него не обижался, вообще ничто и никогда не омрачало их дружбы.
