Воднев, всегда не уверенный в исполнении своего приказа, заранее огорчался и сердился как человек, теряющий то, что ему по праву не принадлежит.
— Товарищ боец! Вернитесь!
Куда вертаться? Костя стоял рядом.
— Почему вы не приветствуете старших?
(Здесь война, какие приветствия, — думал Костя. — Мы даже не знаем, что это такое, да и ты не знаешь, — но молчал.)
— Вы почему не поприветствовали меня? — повторил Воднев.
— Извините, товарищ политрук, — ответил тихо Костя, — Не заметил. Тороплюсь выполнить задание начальника штаба. (А сам стоял и глазел.)
— Почему у вас такой неопрятный вид? (Мы спали в яме на сухих листьях.)
Костя молчит, изображая Швейка.
— А где ваша винтовка? Без нее вы подлежите военно-полевому суду.
— Я разведчик! У нас вооружение — пистолет и нож. (Вынимает из кармана пистолет.)
— Это не по уставу. Вы рядовой, и вам положена винтовка. (Тебе бы толковать устав, подумал я, но молчал.)
— Приказываю вам сейчас же пойти в каптерку, сдать пистолет и получить винтовку, а то многие офицеры без пистолетов ходят, а рядовые пистолетами обзавелись.
— Я, товарищ политрук, не обзавелся, а меня так еще в Ленинграде обмундировали.
— Не разговаривать! Выполняйте мое распоряжение — и изложить.
Он очень хотел услышать — «есть!». Но Костя молчал и стоял не «смирно» и, конечно, никуда пистолета не сдал. Через два дня разговор повторился со мною. В конце Воднев помолчал и, не зная, как закончить сцену, спросил:
— Какое у вас образование?
— Вы же знаете, я окончил Ленинградский Политехнический институт.
— А военные науки проходили?
— Что-то проходили, но не закончили, экзаменов не было, и звания не получил, остался рядовым.
— А теперь думаете так, солдатиком прокантоваться в «придурках», а после войны опять в «штатские костюмчики» податься? Не выйдет.
Он позвал Тарасова — начальника строевой части — и сказал:
— Соболева и вот этого бойца Рубинштейна и вместе с ним всех альпинистов представьте к воинскому званию лейтенанта, и пусть не придуриваются больше рядовыми. Приказ я сам отнесу в штаб армии. Получит взвод и научится сразу порядкам.
Старшина был умный, а Воднев наоборот.
Старшина любил задавать штатским хитрые вопросы: «Товарищ старший политрук, чем определяется класс?» — Воднев, не задумываясь, ответил: «Отношением к орудиям и средствам производства».
— «А мне кажется, что скорее к средствам потребления, — сказал старшина. — Вот секретарь райкома и горкома находятся в другом классе, хотя к средствам производства…»
