Тут мне стало плохо.
Амрай говорит: «Ну, привет» и летит к остановке, потому что трамвай уже на перекрестке и как раз поворачивает.
Я гляжу ей вслед, и мне становится еще хуже.
Я не хотела идти сразу домой, хотя наш дом тут же, за углом. Я пошла в Универсальный, подхватила тележку и поехала вдоль прилавков и полок. Я ехала медленно-медленно. Взяла пакет жевательной резинки, положила в тележку. Я возила тележку и все думала. Она меня обманула. Амрай здесь. Амрай вовсе и не убегала из дому. Она меня обманула. Амрай ходит в школу и на дополнительные уроки.
Она меня обманула. Амрай даже и не знает, что Ильзы нет!
В половине первого магазин закрывается. Кассирша сказала, чтобы я выметалась, да поскорей. Из-за пакета жевательной резинки целый час кружить по магазину – это неслыханная наглость.
Я заплатила за жевательную резинку и пошла домой.
Мама только что заглянула ко мне в комнату. Спросила, не нужно ли мне чего-нибудь. Ничего мне не нужно, во всяком случае, ничего такого, что могла бы принести мама.
Я лежу и думаю – и никак не могу понять, почему Ильза мне все наврала. И еще я никак не могу понять, почему я была такой дурой, что всему верила. Нет, правда, я была круглой дурой! И ведь я не раз слышала разговоры об «условиях приема на работу» и обо всяких таких вещах. Я ведь, собственно говоря, знаю, что несовершеннолетних не так-то просто принимают на работу, а в качестве воспитательниц тем более. Да и поехать им одним за границу не так-то просто. Теперь мне ясно, что Ильза уехала одна, без Амрай, и что Ильза, значит, вовсе не в Лондоне и совсем она не воспитательница в семье с двумя детьми.
Теперь мне ясно, что я знаю так же мало о том. куда уехала Ильза, как мама и все остальные.
Нельзя целый день лежать в постели и болеть, когда у тебя нет никакой свинки и вообще ничего нет. Даже повышенной температуры.
Я снова встала, и мама говорит, что я уже не такая зеленая. А советница добавляет, что я никогда, собственно, и не выглядела так уж плохо. Но Курт сказал мне, что если я себя скверно чувствую, то все равно вставать нечего, а «бабы» пусть думают что хотят. Он так и сказал «бабы». Курт в последнее время очень приветлив. Правда, он никогда и не был слишком суров, но в последнее время он больше со мной разговаривает. Иногда спросит меня о чем-нибудь или что-нибудь расскажет. Вчера он подошел к моей постели и говорит: «Старуха слишком рано вышла на пенсию. Ей бы еще лет двадцать посоветничать, тогда бы у нее хоть дело было! А то она путает всех нас со своими подчиненными по службе!»
