Горничная ничком лежала на кровати и плакала. Вошедший увидел маленькую иконку, стоящую на тумбочке, надкусанную конфету и рядом с ней фотографию какого-то ребеночка с лысой головой.
Она почувствовала наконец постороннее присутствие и тут же вскочила. Лицо ее от долгого плача превратилось в бесформенный кусок чего-то темно-красного, словно бы мяса или арбуза.
— Ну, все будет хорошо, все пройдет, — переступая с ноги на ногу и морщась от жалости, сказал старик.
— Ох, нет! — Сусанна обдала его кипятком своих бирюзовых глаз и снова зажмурилась. — Ох, вы не знаете! У меня же доченька помирает!
Она попыталась произнести что-то еще, но вдруг, подавившись словами, заскулила, как скулят собаки — на одной тонкой, тоскливой, срывающейся ноте, словно кто-то проколол или прожег ей горло.
Невропатолог совсем потерялся: он хотел было налить воды, но никакого стакана поблизости не было, хотел погладить ее по голове, но она начала с силой раскачиваться из стороны в сторону, не обращая внимания на то, что рядом с ней находится чужой человек. Тогда он осторожно опустился на стул у кровати и стал ждать, пока она успокоится.
— Доченька, — выдохнула она наконец, захлебываясь слезами. — Четыре годика. Без мужа родила. У нас там, в Киеве, с работой очень плохо, а мне повезло: устроилась в гостиницу. Хорошую, одни иностранцы, меня по блату взяли. Английские курсы кончила. Ну, и он в этой гостинице стоял. Из Америки. Бизнесмен. У него по бизнесу дела там были. Сам поляк. — Сусанна прижала к груди мокрые от слез руки. — Я не за бабки! Я по любви! Сказал, не женат. И родных только сестра-близняшка, держит гостиницу, а вообще она ему партнерша по бизнесу. Я, конечно, залетела. Он говорит: «Рожай». Вот! — Она схватила фотографию с тумбочки и сунула ее к самому носу старика. — Опухоль нашли в голове. Начали химию. Волосики выпали все, видите?
Старик наконец разглядел, что на фотографии была девочка с лукавым личиком и продолговатыми глазами. Губы сжаты, как у матери.
— Она болеет, я разрываюсь. Из больницы на работу, с работы в больницу! А она у меня — не вру ни минуты! — таких не бывает! Капельницу ей ставят, так она медсестру подбадривает: «Тетя, ты не бойся, я тоже тебя не боюсь!»
Горничная опять затряслась.
— А что же… — пробормотал невропатолог, — отец-то что?
— Ничего! — вскрикнула она. — Пару раз позвонил, и все! Зимой новая опухоль, опять лечили. А весной мне мать говорит: «Езжай к нему. Проси, чтобы в ихней больнице посмотрели. Хоть консультацию, хоть что». А он ведь и не звонит! Я говорю: «Ну как? Стыдно!» Мать говорит: «Его же ребенок!» А я знала, что у сестры, у близняшки этой, гостиница здесь, он мне давно еще телефон дал, еще когда у нас все хорошо было. Я думаю, спрошу, нет ли работы на лето. И такую цену назвала, что курам на смех. Лишь бы позвали. Мне от моей доченьки оторваться было — знаете, как? Солнышка моя родненькая!
