– Сейчас нельзя. Но один мой ученик скоро принесет мне обед. Вы покушаете вместе со мной.
– «Сейчас нельзя», – повторила я. – Да вашего обеда вам самому не хватит! А я до того проголодалась, что, кажется, падаль и ту съесть готова. Посему велите купить чего-нибудь на базаре.
– Чуточку потерпите. Обед, должно быть, уже несут.
– Во-первых, я не в силах больше терпеть такие муки, – сказала я. – А во-вторых, я доподлинно знаю, что весь месяц рамазан[78] вы странствуете по белу свету, а остальные одиннадцать месяцев умерщвляете свою плоть постом в этой самой мечети.
– Сейчас у меня и правда нет никакой еды, – растерянно признался маулви. – Но мой ученик должен принести мне поесть.
– Предположим и допустим, что это не совершеннейшая чушь. Но если даже еду принесут, ее не хватит и для того, чтоб поддержать ваше бренное существование. Пусть даже вы разделите со мной трапезу или сделаете еще что-либо в доказательство своей добродетели, но ведь всем известно, что ожидание хуже смерти. «Пока тирьяк привезут из Ирака…»[79]
– Ах! – воскликнул маулви. – Вы кажетесь мне очень образованной и толковой.
– А вы в моем низменном восприятии выглядите совсем бестолковым.
– Возможно, – начал маулви, – но…
– Но это потому, – оборвала я его, – что у меня все внутренности вопиют к аллаху, а вы занимаете меня пустой болтовней.
– Хорошо, так я сейчас принесу еды, – спохватился он.
– Ради бога поторопитесь!
Поминая бога на каждом шагу, маулви удалился и часа через полтора принес мне четыре лепешки из кислого теста и пустую похлебку на дне маленькой глиняной чашки. При виде этого угощения все во мне закипело, и я пристально посмотрела прямо в лицо маулви. Он понял меня превратно.
– Проверьте сами, госпожа, – начал он и, торопливо развязав узелок на своем платке, разложил передо мной четырнадцать с половиной ан и несколько медных монеток в полпайсы. – На четыре пайсы лепешек, на одну похлебки; полпайсы пришлось отдать за размен вашей рупии. Сдача вся перед вами. Сперва сосчитайте, потом будете кушать.
Я еще раз взглянула на маулви. Но голод мой был слишком силен, и я поспешно принялась за еду. Однако, проглотив три-четыре куска, снова обратилась к своему собеседнику:
– Маулви-сахиб! А что, в ртом паршивом городишке только такая еда и бывает?
– Чего ж вы хотите? Здесь не Лакхнау. Это там в лавке Махмуда круглые сутки можно достать горячий плов и сладкий рис.
– Ну, а сластями-то здесь, наверное, торгуют?
– Сластями? Да. В лавке, что рядом с мечетью.
