Я стала соображать, кто бы это мог быть. Не иначе как бува Хусейни и Гаухар Мирза. Но как они узнали, где я?
– Хорошо, – сказала я. – Сейчас поеду. Повозка здесь?
– Здесь, – ответил слуга.
Когда я уже уезжала, проснулось еще несколько женщин. Они стали меня удерживать.
– Попрощаетесь с бегам-сахиб, тогда поедете, – говорили они.
– Нет, – отказалась я. – У меня есть дело. Бегам-сахиб поднимется, вероятно, еще не скоро. Лучше я снова приеду когда-нибудь в другой раз.
Вернулась домой, гляжу – у меня сидят бува Хусейни и миян Гаухар Мирза. Бува Хусейни бросилась мне на шею и расплакалась. Я тоже прослезилась.
– Боже мой, дочка! – причитала она. – Какое у тебя жестокое сердце! Неужели ты никого из нас не любишь?
Мне было стыдно самой себя. Что тут было ответить? Пришлось сделать вид, что и я плачу.
После обычных расспросов бува Хусейни сказала, что хочет в тот же день отправиться назад в Лакхнау. Как я ни просила ее подождать несколько дней, она и слышать не хотела. Так спешила она потому, что заболел маулви-сахиб. Вот бува Хусейни и боялась задержаться хоть на минуту. Ведь только любовь ко мне заставила ее приехать сюда.
В тот же день я купила в Канпуре все, что мне было нужно, рассчиталась за квартиру, расплатилась со слугами. Потом наняла большую повозку, куда погрузили мои вещи, но лишь самые необходимые; остальное я раздала слугам. На следующий день мы уже были в Лакхнау. Опять меня встретили те же люди, тот же дом, та же комната, та же обстановка…
В пустыне безумия тешилось сердце шальное,
Но стены темницы сомкнулись опять надо мною.
Нет, такого волнения я не знала доныне!
Это пламя, раздутое ураганом пустыни
При дворе Малика-Кашвар[85] было принято читать марсии, и этот обычай соблюдали вплоть до крушения султаната.[86] В то время я, как исполнительница марсий, состояла на службе у принца Мирзы Сикандара Хашмата, прозванного Джарнайл-сахиб,[87] Но ее величество и Джарнайл-сахиб отбыли в Калькутту, и моя связь с двором прекратилась.
Когда мятежное войско[88] возвело на престол Мирзу Бирджиса Кадра,[89] меня, по старой памяти, а может быть, просто потому, что мое имя часто поминали в шахском дворце, призвали исполнить поздравление. В городе царило полное беззаконие: сегодня у человека разграбили дом, завтра его взяли под стражу, послезавтра расстреляли. Прямо светопреставление! Повсюду бросались в глаза следы разгрома.
Среди военных командиров был некто Сайид Кутбуддин. Его назначили в дворцовую охрану. Он был ко мне весьма благосклонен; поэтому мне часто приходилось бывать во дворце. Время от времени меня даже приглашали выступить.
