– Не важно, кем вы были, – произнес Лобсанг. – Важно, кем вы отныне станете.
– Да?
– Вы бунджи-лама.
– Вы хотите сказать, что я была бунджи-ламой? Но ведь лама – это животное. – Скуирелли хмуро взглянула на свой йогурт. – Я видела целое стадо, когда в последний раз была в Перу От этих животных пахло еще противнее, чем от мокрых овец.
– О Свет Воссиявший! Вы были бунджи-ламой во времена минувшие и теперь вновь возродились. Вы всегда были бунджи-ламой и всегда будете бунджи-ламой, пока наконец не обретете духовное совершенство и круг ваших перерождений не замкнется.
Проглотив йогурт, женщина покачала головой:
– Я вас не понимаю. Как я, Скуирелли Чикейн, могу быть бунджи-ламой?
– Теперь вы уже не Скуирелли Чикейн, – объяснил Лобсанг, – а бунджи-лама.
– О'кей, – задумчиво протянула Скуирелли. – Допустим, я бунджи-лама. К этому делу надо отнестись серьезно. Прежде всего я должна знать, как одевается бунджи-лама.
Лобсанг Дром растерянно захлопал глазами.
– Как одевается?
– Да. Каков должен быть мой гардероб? Ведь должен же быть у меня гардероб!
– Конечно. Я захватил с собой ваше одеяние для медитации.
– Римо, – скомандовал Чиун, – принеси новой бунджи-ламе одеяние для медитации.
Римо поднялся.
– Иди помедленнее, Римо! – крикнула ему вслед Скуирелли. – Я хочу помедитировать на твои ягодицы.
Римо с убитым видом, пятясь, вышел из комнаты.
Через несколько мгновений он вернулся с сундучком из эбенового дерева. Лобсанг Дром, поставив его перед собой, с благоговением открыл. Достав оттуда свернутое шелковое одеяние, он с церемонным поклоном протянул его Чикейн.
Женщина взяла балахон, развернула, и ее стареющее лицо гамена разочарованно перекосилось.
– Оранжевая мантия? Но это же не мой цвет! А ничего цвета бургунднского вина у вас нет?
Лобсанг вздрогнул.
– Она получила плохое воспитание, – тотчас нашелся Чиун. – Совершенно очевидно, что новая бунджи-лама, затерявшись вдали от Тибета, страдает амнезией.
Лобсанг кивнул.
– Она действительно страдает от потери памяти.
– Я?
– Она должна получить новое воспитание и образование, – настаивал Чиун.
– Вы буддистка? – спросил Лобсанг у Скуирелли.
– Баптистка.
– Это одно и то же.
– Тут сам черт не разберется, – вмешался Римо.
– По-моему, мы не представились друг другу как следует. – Женщина покосилась на Уильямса. – Я Скуирелли Чикейн.
– Римо Буттафуоко, – отозвался Уильямс.
– Какой-нибудь родственник?
– Он моя сестра.
– Сестра?
– Да. Но это пока еще не открылось.
Скуирелли с озадаченным видом посмотрела не него.
