– Такая она и в постели – полностью отдается страсти, – заметила Клер, усаживаясь рядом с Хью лицом к костру и прижимаясь к нему бедром.
Он не стал спрашивать, откуда ей это известно.
Клер оперлась спиной о столешницу, улыбаясь улыбкой потаскухи, которая обещает клиенту все радости рая. Она была из тех женщин, которые пленяют издали, но разочаровывают вблизи – до того все в них неестественно, от оттенка волос до цвета лица. Филиппе от природы было дано то, чего Клер так тщательно добивалась: нежная до прозрачности кожа с крохотными голубыми венами на висках при всей белизне легко заливалась румянцем (потому-то Хью так и нравилось смущать девушку).
Но сейчас Филиппа стояла спиной к нему рука об руку с Олдосом. На ее обнаженных плечах и гладко зачесанных волосах играл отблеск костра. Если Маргерит казалась колдовским исчадием ада, то Филиппа словно спустилась с небес.
– Наши отцы часто вместе выезжали на соколиную охоту, – сказала Клер, поглаживая свою птицу.
– Я слышал об этом от Олдоса.
Язык у Хью заплетался. Он снова пожалел, что столько выпил.
– Я их сопровождала. Почему вы никогда не охотились с нами? Я лишь понаслышке знала, что у сэра Уильяма есть сын года на три меня моложе.
– Отец настаивал, чтобы я все свое время отдавал учению.
– И вы не знаете, что нас чуть было, не обручили?
Страсти Господни! При мысли о том, что ему был уготован брак с этой женщиной, Хью почувствовал озноб.
– Это предложил мой отец, но ваш не согласился.
– Потому что счел меня слишком молодым для вас? – вежливо осведомился Хью, поднося к губам кубок.
– Нет, потому что спал со мной.
Лишь по чистой случайности он проглотил вино раньше, чем оно вылилось через нос.
– Что?!
– Ваш отец лишил меня невинности, когда мне было тринадцать лет, – невозмутимо продолжала Клер. – А ему тогда было чуть больше, чем вам сейчас. Я не знала мужчины более красивого и властного. И столь проницательного. Он заметил, что я сохну по нему, и однажды на охоте увлек меня в сторонку. Как только мы скрылись от посторонних глаз, он бросил на землю свой плащ, а когда я спросила зачем, ответил, что утомлен и хочет прилечь. Мы прилегли, и он сказал, что день выдался жаркий, что мне лучше снять платье…
– Хватит, я понял.
Хью вдруг ощутил жалость, но не к этой холодной и распущенной женщине, а к той девочке, чьим детским увлечением так ловко воспользовался его отец. Отец, который изо дня в день читал ему лекции о рыцарской чести.
До сих пор Хью казалось, что ненавидеть отца сильнее он уже не может. Как выяснилось, он ошибался.
