Бен Джонсон. Вольпоне. Акт 1, сцена 1.
Лондон,
Новогодний вечер
1668 года
«Разрази гром всех дураков!»
Начался третий акт пьесы Драйдена «Мартин-непутевый», и шум в помещении, где находилась площадка для игры в мяч, на время затих. Зал, расположенный в Линкольнс Инн Филдс, был мал и тесен, но тем не менее использовался труппой герцога Йоркского с 1660 года, когда вновь были открыты театры. Ходили слухи, что сэр Уильям Д'Авенант, которому принадлежал патент, намеревается построить новое здание, но слухи пока оставались только слухами.
Пока же актерам герцога приходилось мириться с теснотой. Партер, заставленный покрытыми изумрудно-зеленой тканью скамьями, был переполнен. Там сидели молодые щеголи, театральные критики, самые смелые из светских дам и изрядное количество женщин в полумасках, жаждущих провести вечер с каким-нибудь щеголем. В ложах первого яруса по обе стороны партера находились в основном светские дамы. Королевские ложи выходили прямо на сцену, где и разместился соизволивший посетить театр Карл II в окружении придворных. Ложи второго яруса предназначались для мелкопоместных дворян. На галерке толпились простолюдины, но из зажиточных – ведь билеты стоили в те времена недешево.
Оба лондонских театра посещались преимущественно титулованными особами и придворными, а посему и королевская, и герцогская труппы, державшие патент на представления, лезли из кожи вон, чтобы заполнить зал. В борьбе за зрителя они еженедельно, а то и дважды в неделю ставили новые спектакли. А когда и это перестало помогать, они придумали новую уловку – приглашали красавиц-актрис для завлечения щеголей, которые каждый вечер готовы были лицезреть любое смазливое личико.
В этот вечер все взоры были обращены к актрисе, с презрительным высокомерием произнесшей первую реплику. Колин Джеффри, маркиз Хэмпден, следил за ней из ложи первого яруса с особым интересом. Он взглянул в программку, чтобы узнать кто же это, и прочитал: «Роза – Анабелла Мейнард».
– Это она, – сказал сам себе Колин.
Он не сводил глаз с высокой красавицы, уходящей с просцениума в глубь сцены. Ее фигура, освещенная многочисленными свечами рампы, как, впрочем, и жесты, и осанка казались слишком аристократичными для исполняемой роли – служанки Розы. Она была истинным воплощением элегантности, но в то же время лицо Анабеллы поражало неподдельной естественностью. Длинные ее волосы ниспадали на спину, словно сверкающая шаль из черного шелка.
