Опасный искуситель - Дебора Мартин

Март 1743 года, графство Кумберленд, Англия

– При-и-иди, сон долгожда-а-анный, с покоем смерти схо-о-ожий, закро-о-ой истосковавшиеся о-о-очи…

Корделия Шалстоун заткнула уши руками – лишь бы не слышать заунывных стенаний, доносившихся со второго этажа. Слава Богу, сегодня к викарию – ее отцу – никто не заходил и ей не пришлось краснеть перед посторонними за его пьяные завывания.

Она бы, конечно, напомнила посетителям, что за день нынче – третья годовщина смерти мамы. А все местные жители с пониманием относились к безутешному горю отца.

И все же… Отец распевал душераздирающие песни с самого полудня, а ей и поплакать было некогда – столько накопилось дел. Надо к утру написать для отца проповедь, разобрать счета, распорядиться насчет воскресного обеда. Да еще миссис Вестон, ожидающая пятого ребенка, со дня на день должна разрешиться от бремени, и Корделия обещала ей присутствовать при родах. Так что вполне вероятно, что ночью ее вызовут и придется идти в холод и темень.

«Отец, ради всего святого! – думала она. – Хотя бы сегодня – угомонись наконец».

И вдруг – будто он услышал ее – все стихло. Несколько мгновений не раздавалось ни звука. Она отняла руку от уха и прислушалась. Наверху раздались тяжелые шаги, потом заскрипела дубовая кровать.

И – тишина, благословенная тишина! Она убрала руку и с другого уха, облокотилась на отцовский стол. С удовольствием прислушалась к его громкому мерному храпу, а потом задумчиво вздохнула. Когда отец засыпал, в домике белхамского викария становилось тихо и спокойно, как в церкви, во время стрижки овец, которая занимает все взрослое население. Теперь, наконец, у нее есть два-три часа для работы.

Корделия с грустью взглянула на заваленный бумагами стол. Сначала надо заняться проповедью, решила она. Просто необходимо. Но взгляд ее так и притягивали нотные листы, прикрытые огромной Библией.

В комнате над ее головой отец громко фыркнул и снова захрапел ровно. И тогда она решилась. До понедельника у нее не будет другой возможности поработать над новым хоралом, а проповедь – проповедь она успеет написать утром перед службой.

Выбор был сделан: она приподняла Библию и вытащила из под нее ноты хорала и письма своего лондонского издателя. Вернее сказать, издателя ее отца. Слишком часто она стала забывать о том, что на письмах, которые она вместе с новыми сочинениями посылала в Лондон, стояла подпись ее отца и именно его так уважал лорд Кент. Ведь никакой солидный издатель не стал бы всерьез относиться к музыке, сочиненной женщиной. И на обман она пошла лишь потому, что деньги, которые они получали за ее хоралы, были весьма существенной добавкой к их скромным доходам.