Правда, он не посмел так прямолинейно поинтересоваться именем, поскольку отдавал себе отчет в важности девушкиного поручения и постарался не быть чересчур настырным. Но теперь, когда оскорбление было нанесено, Соловьев утратил последнюю долю сомнения.
— Немедленно извинитесь перед девушкой, — решительным тоном произнес он, — и верните флажок на его место.
Мерзкий детина в характерной зловещей рубахе с наглым видом посмотрел на Соловьева. Соловьев спокойно выдержал его взгляд. Они долго-долго пялились друг в друга до тех пор, пока детина не отвел глаза и не стал тереть их руками.
— И тебе не стыдно? — тихо спросил его Соловьев.
— Нет, а чего? — столь же тихо ответил противник, протирая свои измученные глаза.
— Имей уважение хотя бы к национальному знамени. Передай своим главарям, — сказал Соловьев, — что их методы борьбы неконституционны и смехотворны.
Раздались аплодисменты. Собравшиеся приветствовали появление на трибуне представителя польской Солидарности, раздвинувшего два пальца в победоносном приветствии.
— Хай живе Солидарность! — пронеслось над площадью и затем, ударившись о противоположный крутой берег реки, возвратилось могучим эхом: — Хай живе и да здравствует!
— Приколи значок назад! — с сильным запахом харизматизма приказал Соловьев. Гад колебался.
— Скажи свое кредо, — потребовал у него Соловьев, дабы его испытать окончательно.
— Хорошо, — сказал тот. — Хоть я по матери наполовину татарин, но я против вырождения человечества.
— Мы тоже против, — неожиданно вклинилась в разговор девушка со своими особенными, миндальными, глазами. «Боже милостивый! Где ты, ты, мое безнадежное кровосмешение? Куда все поехало? А? Зачем?» — Соловьеву вдруг стало так уютно от этого словечка мы, что в горле все пересохло.
— Как вас зовут? — не совладав с собой и облизнувшись, непроизвольно вымолвил он, и началась морская болезнь, когда в ответ услышал:
— Дарья.
Даже татарин задумался и сказал:
— А все же, вы знаете, красивое имя!
Немного стесняясь, он приколол флажок к его старому месту у Дарьи на левой груди.
— Это ничего, — тряхнула Дарья своей полуоблезлой головкой. — Раньше я тоже была черт знает какой дрянью!
— Понимаю! — обрадовался татарин.
— Хайдеггер! — блудливо, по-дружески подмигнула девица Соловьеву.
— Ясперс! — не моргнул глазом Соловьев.
— Отлично! — вновь обрадовался симпатичный татарин. — Ленинград! — в свой черед крикнул он.
— Ленинград заслуживает свое название, — осадила его Дарья.
