Было большое удовольствие в познании нового, что помогало разобраться в непонятных вопросах, и я стал лучше понимать то, что раньше говорил мне дядя Аксель. Но смысл его книжек все еще был неясен. Вернее, я не мог понять отдельных прочитанных тогда мест. Дядя Аксель тоже не мог объяснить их, а отвечал, что мы слишком мало знаем об истории древних.
Зато у нашей восьмерки выработался вкус к постижению сложностей, и мы уже никогда от него не освободились. Я рассказал всем о написанном в книжках дяди Акселя, но не упомянул про то, что это его книжки. Однако ясности наши общие рассуждения на этот раз не дали. Очень скоро нам стало трудно поддерживать внешность былого невежества. Приходилось сдерживать себя и сохранять молчание перед лицом простейших ошибок, терпеливо слушать глупые рассуждения, основанные на ошибках, выполнять работы обычным путем, зная, что есть гораздо лучший путь…
Конечно, случались и неприятности, беззаботные замечания, вызывающие подозрительные взгляды, нотки нетерпения в разговорах с теми, кто должен внушать уважение своими глубокими, как думали остальные, познаниями, неосторожные догадки. Но ошибок было немного, потому что теперь мы яснее понимали опасность. Каким-то образом, благодаря осторожности, удаче и быстрой сообразительности, мы избежали прямых подозрений и прожили последующие шесть лет без чувства обостренной опасности.
Так было до тех пор, пока мы не обнаружили, что нас вместо восьми стало девять.
Забавное маленькое создание была моя сестра Петра. Она казалась такой нормальной. Мы даже не подозревали, что она одна из нас. Петра была хорошеньким ребенком, милой девочкой с золотистыми локонами. Я до сих пор вижу ее в ярком платье, бегающую туда и сюда, всюду таскающую покорную куклу, которую она страстно любила. Она и сама была похожа на куклу, но склонную, как все остальные дети, часто падать, плакать и хихикать, а иногда надолго задумчиво умолкать. Я любил ее, впрочем, ее любили и баловали все, даже отец. Ничто в ней не казалось мне необычным, пока не произошло это…
Мы работали в поле. На двенадцати акрах шестеро мужчин, вытянувшись в цепочку. Я только что передал косу другому, и устроил себе передышку, помогая ставить копны, как вдруг меня словно чем-то ударило… Ничего подобного я раньше не испытывал. Только что неторопливо и довольно спокойно я обвязывал и укладывал снопы, и тут, будто что-то взорвалось у меня в голове. Видимо, я даже пошатнулся. Затем началась боль, ужасная боль, будто мне в мозг впился рыболовный крючок. Несмотря на удивление, вызванное внезапным ощущением, я почувствовал, что не могу контролировать собственные поступки. Я отбросил серп, который держал в руках, и бросился бежать вниз по полю, к реке. На бегу, превозмогая боль, я попробовал связаться с кем-нибудь, но оглушительный шум в моей голове не позволил этого сделать. Подбегая к небольшому мостику, построенному через реку, я увидел, что навстречу мне, со стороны усадьбы Энгуса Мортена, бежала Розалинда.
