Тишина буквально оглушила нас. Метте Ольсен притащилась в комнату вслед за нами. Руки ее тряслись, взгляд был пустым и стеклянным. Объяснение нашлось легко: на обшарпанном столе и на полу вокруг него стояло множество пустых бутылок — в основном пивных, но были и из-под вина, водки, а также узнаваемые пластиковые фляги дешевого пойла из местных лавчонок. На маленьком комоде валялось в беспорядке несколько пустых упаковок от таблеток, как после последней отчаянной попытки хоть что-то в них найти.
— А где ваш мальчик? — спросила Эльза.
Метте Ольсен беспомощно огляделась по сторонам, прежде чем кивнуть на полуоткрытую дверь в другом конце комнаты. Мгновение мы стояли, прислушиваясь, но оттуда не доносилось ни звука. Мы медленно двинулись туда, впереди Эльза, за ней я, и осторожно заглянули внутрь.
Неубранная широкая кровать занимала почти всю стену. Деревянная сушка для белья стояла в углу, увешанная шмотками. Белье, одежда валялись по всей комнате. Напротив постели находилась детская кроватка, и в ней сидел маленький мальчик, как мне показалось, лет двух с половиной — трех. Он был в покрытой пятнами майке, которая когда-то, видимо, была белой, и набухшей от влаги одноразовой пеленке, обвязанной поверх клеенчатым подгузником. Он почти не обратил на нас внимания, лишь взглянул пустыми апатичными глазами. Его влажный ротик был приоткрыт, а в ручонке он держал два кусочка хлеба, склеенных чем-то, напоминающим шоколадную пасту. Но хуже всего была тишина. Он не издавал ни звука.
Эльза сделала несколько шагов к ребенку и обернулась к Метте Ольсен, которая стояла в дверях позади нас, такая маленькая, что, казалось, не отбрасывала тени, зато с оскорбленным выражением лица.
— Это ваш ребенок? — спросила Эльза дрогнувшим голосом.
Метте Ольсен кивнула и сглотнула слюну.
— Как его зовут?
— Ян-малыш.
— Ян?
— Ян Элвис.
— Когда вы меняли ему пеленку?
Она уставилась на нас и развела руками:
— Вчера?… Я не помню.
Эльза глубоко вздохнула:
— Вы понимаете, что так не годится? Что мы должны что-то предпринять?
Молодая женщина грустно посмотрела на нас, но никак не отреагировала, словно она и не поняла, что ей только что сказали.
Эльза взглянула на меня:
— Классический пятый параграф. Мать — в вытрезвитель, ребенка — срочно к медикам.
Хлопнула входная дверь, и грубый голос ворвался в квартиру:
— Ме-е-е-е-етте! Ты тут?
Никто из нас не ответил, и через секунду мы услышали в соседней комнате громкие шаги и звук катящихся по полу пустых бутылок.
