– Маша! – только ее имя выкрикивал Иван, только ее имя, а Маша смотрела, как умирает тот самый человек, который – она была уверена – и сам убивал, то есть – смотрела как происходит некое уравнивание, некий поворот к гармонии, которой – Маша это знала точно – нет, не было и быть не может, смотрела, как, хлопая задней дверью, подпрыгивая на цветниках и клумбах, отъезжает джип с лихой Лайзой за рулем, и тут Иван захлопнул дверь дома, вытащил резким движением у Маши из кармана телефон и судорожно начал давить на кнопки.
– Как… Как тут надо?!
– Не кричи, – тихо сказала Маша Ивану, взяла у него телефон. – Кому ты хочешь позвонить?
– Пушкину! Твоему отцу, конечно! Это он все устроил, он поставил снайперов…
– Лайза уехала сама. Она ни с кем на связь не выходила…
– Откуда ты знаешь?! Откуда?!
– Что ты так кричишь? Я тебя слышу. Мы же с ней все время были вместе. У нее и телефона-то нет.
– Ты! Ты ей передала инструкции. Твой отец позвонил тебе, а ты…
Маша отступила на полшага и влепила Ивану пощечину.
– Это ты, ты передал мне инструкции, чтобы мы попали в этот дом! Хозяин которого мертв. Я все сделала ради тебя, а ты…
Маша заплакала, легко, сладко, солено, ее слезы не падали каплями, а текли ручейками, и Иван выронил телефонную трубку, подхватил падавшую в его объятия Машу и начал покрывать поцелуями ее горячие, мокрые щеки.
– Прости! – громко шептал Иван. – Я не хотел… Я так не думаю… Я виноват… Прости…
А Маша заплакала в голос. Ее трясло. Она еще успевала так громко шмыгать носом, что у Ивана сразу заболело ухо.
– Ну прости! – Иван отвел Машу к дивану напротив камина, усадил, сам встал рядом, на одно колено. – Ну, пожалуйста!
– Дай платок! – потребовала Маша.
– У меня… У меня несвежий…
– Ничего, – Маша сквозь слезы чуть улыбнулась, – давай!
Иван вытащил из заднего кармана мятый-перемятый носовой платок, встряхнул его, расправил. Маша взяла платок, понюхала и теперь улыбнулась еще раз.
– Спасибо! – Она высморкалась.
Иван вскочил, поднял телефон, протянул Маше.
– Соедини меня с твоим отцом. Пожалуйста…
Генерал Кисловский долго не брал трубку – «Он меня испытывает! Испытывает! Точно!» – подумал Иван, – но потом все-таки смилостивился, басовито и размеренно ответил:
– Слушаю тебя, Машенька!
«Машенька? Какая Машенька? А, да, да-да, это же Машин телефон, номер определился…» – подумал Иван и протянул трубку Маше: она, она должна хоть что-то сказать отцу, он все-таки отец, пусть – убийца, организатор наркотраффика, коррупционер, торговец оружием, и далее – по списку, на Илье Петровиче висели все собаки, Иван был готов обвинить его во всех грехах, но… – но! – отец, он – отец Маши, это – главное, остальное…
