Остаток вечера Илья Петрович провел в пасмурном расположении духа. Обстоятельство это было отмечено некоторыми гостями, но они, как и большинство, будучи объевшимися и под воздействием винных паров, старались веселиться по полной программе. Дамы, по обыкновению, требовали танцев и танцы свои получили. Одна из дам, в обнимку с партнером, медленно, кругами двигалась по паркету столовой, в то время как прочие высыпали из дома и отплясывали возле, под громкую музыку, прищелкивая пальцами, заманивая к себе представителей сильного пола, которые поначалу держались настороженно, но потом начали просачиваться в дамское вибрирующее сообщество и к повизгиваниям на высоких тонах добавились удалые выкрики и уханье.
Маша за происходящим наблюдала с нескрываемым любопытством и даже собиралась включиться в танец, но поймала внимательный взгляд отца, от соблазна удержалась, отправилась к себе, безуспешно пыталась читать, заснула над книгой.
Далеко за полночь, после разъезда гостей, приняв прохладный душ, Илья Петрович собрался проследовать в спальню управительницы. Он чувствовал себя несправедливо обиженным. Любовные объятия должны были снять напряжение, но, уже взявшись за ручку всегда для него готовой открыться двери, Илья Петрович услышал доносившиеся от пристани крики. Готовность к любви тут же покинула генерала, и через некоторое время в кабинет к Илье Петровичу с экстренным докладом явился Шеломов.
Доклад, как обычно, был краток. Получалось, что братья Хайвановы, дождавшись захода солнца, отправились на вёсельной лодке вверх по течению, туда, где к реке выходила узким клинышком земля генеральского обидчика, и там, без всякого предупреждения, были обстреляны полковником из дробовика. Шеломов докладывал, что намерения у братьев были самыми что ни на есть мирными и хотели они лишь проверить ловушку на раков, умалчивая, что на самом-то деле они собирались подпилить столбики кривеньких полковничьих мостков.
Никита Юрьевич стрелял дважды. Оба заряда достались Лешке. Ранения были не столь серьезны, но генерал приказал Шеломову везти раненого в областную больницу и к управительнице этой ночью не пошел. Более того, Илья Петрович на нее грубо накричал, когда она, также встревоженная криками и суетой, попыталась узнать – в чем же дело.
Почти на рассвете Илья Петрович приказал приготовить себе шоколаду, плеснул в чашку полрюмки коньяку и задумался. Мысли его были тяжелыми. Приказав постелить себе в кабинете, Илья Петрович лег – что случалось крайне редко – на диванчике, а поутру самолично вызвал двутельного адвоката. Двутельный не замедлил явиться.
