Марцией. Она (также любившая ребеночка), обняв и целуя
его, отнимает записку, боясь, как бы он, неразумный, по неведению не уничтожил,
играя, что-нибудь нужное. Узнав руку Коммода, она была охвачена любопытством
прочитать написанное. (5) Обнаружив, что оно несет смерть и что ей предстоит
умереть прежде всех, Лет и, Эклект последуют за ней, а затем будет столько
казней других, она, испустив стон и сказав про себя, — «прекрасно, Коммод, —
это благодарность за мою преданность и любовь, и за твою наглость и пьянство,
которое я терпела столько лет; но ты, пьяный, не совершишь это безнаказанно над
трезвой женщиной», — (6) сказав это, она посылает за Эклектом — он обыкновенно
приходил к ней, как хранитель спальни; злословили даже, что она сожительствует
с ним. Дав ему записку, она сказала: «посмотри, какое нам предстоит всенощное
празднество». Прочтя и ужаснувшись, Эклект (он был родом египтянин, склонный от
природы дерзать и действовать, и вместе с тем поддаваться гневу), запечатав
записку, посылает ее через какого-то своего верного человека для прочтения
Лету. (7) Тот, также встревоженный, приходит к Марции, будто для того, чтобы
обдумать вместе с ними приказания государя и то, что относилось к казарме
гладиаторов; притворившись, будто обдумывают важные для него дела, они
условливаются лучше опередить его каким-нибудь действием, нежели потерпеть от
него: нет времени для промедления или отсрочек. (8) Принимается решение: дать
Коммоду яд; Марция обещала очень легко дать его — ведь она обыкновенно
замешивала и подавала первое
[*] питье, чтобы
ему приятнее было пить от любимой. Когда он пришел после купания, она, налив в
чашу яду, замешав благовонным вином, дает ему пить. Испытывая жажду после
долгого купания и упражнений со зверями, он и выпил как обычную заздравную
чашу, ничего не замечая. (9) Немедленно же он впал в оцепенение и, чувствуя
позыв ко сну, подумав, что это происходит с ним от утомления, лег отдохнуть.
Эклект же и Марция приказали всем удалиться и разойтись по домам, — они будто
бы подготовляли для него тишину. Так обыкновенно случалось с Коммодом и в
другое время из-за опьянения: часто моясь и часто принимая пищу
[127], он не имел определенного времени для
отдыха, предаваясь чередовавшимся разнообразным наслаждениям, которым он даже
против своей воли рабски служил в любой час. (10) Недолго он оставался
спокойным, а когда яд дошел до желудка и брюшной полости, наступило
головокружение и затем появилась обильная рвота — потому ли, что имевшаяся
ранее пища вместе с большим количеством
