Я был так счастлив, что с удовольствием бы кричал об этом.
Теперь я больше не хотел делиться с Племяшом: мне захотелось отдать ему все. Я нашел, что моя бедность была не такой уж большой. Бог мой, есть ли радость более благородная, чем радость отдать все, чем обладаешь, и смотреть, оставшись с пустыми руками, на того, кого осчастливил!
Я готов был подарить все Племяшу, когда одна мысль меня остановила. Он, быть может, того недостоин.
Мы шли уже минут пять, когда мысль человека хорошо поевшего пришла мне в голову. Я обернулся. Племяш следовал за мной.
– Эй… идем к Флоре!
– Что за Флора?
– Место, где развлекаются.
Моряк, который был пьян, шагал косо, одно плечо много ниже другого. Он шел по краю тротуара, как эквилибрист. Локоть прижат к животу, рука дрожит на уровне подбородка: он имел вид дегенерата. Голова дергалась, как надувной шар на короткой нитке. Конец фланелевого пояса свисал до колен.
– Как видишь, Племяш, на земле оно лучше, чем под водой.
Никогда я не был таким счастливым. Мой друг шел за мной. Это я его вел вперед. Я подумал, поверни я налево или направо, не имеет никакого значения, потому что моряк следовал за мной.
Несмотря на сутолоку, путь передо мной неизменно оставался свободным. Когда предстояло перейти улицу, полицейский, как нарочно, останавливал движение. Когда перед нами возникал затор, стоило подойти ближе, как открывался проход.
Мы свернули в пустынную улицу. Свет фонарей дрожал на уровне вторых этажей. Наши тени, переломленные в коленях, то обгоняли нас, то следовали за нами по стенам. Наверху одного дома горящее окно отбрасывало свой увеличенный и потускневший квадрат на противоположный фасад.
Время от времени я опирался о стену: известка влезала мне под ногти.
Или вдруг хлопал себя по внутреннему карману, потому что, несмотря на опьянение, я не забывал о своем бумажнике. Я опасался, как бы спутник не воспользовался моим состоянием, чтобы его украсть.
Послышался граммофон. Номер осветил дверь.
Мы прибыли.
Должен сказать, что один я никогда бы не осмелился прийти сюда. Вдвоем – совсем иное дело. Внимание людей направлено не на тебя одного.
Тем не менее, я желудком переживал эмоцию.
Итак, я входил в один из этих домов, о которых был наслышан с детства. И входил сюда, как хозяин себе самому, а не как когда-то – примкнувшим к ватаге однополчан.
Я позвонил.
Несомненно для того, чтобы избавить нас от неловкости быть увиденными на пороге, дверь немедленно открылась.
