На этой последней мысли я остановился. Однако не спешил объявлять это моряку. Я предпочитал держать его в тревоге.
В это мгновение я почувствовал, что для него я провидение. Он был бледен. Когда богатые люди впадают в тоску, они умеют себя держать. Он был беден, он этого не умел. Его руки подергивались, как руки спящих, по которым прогуливается муха. Его беспокойные глаза двигались резко, как у негра.
Это нехорошо, когда испытываешь удовольствие, оказывая кому-нибудь милость. Однако меня можно было извинить, поскольку, если я и выдерживал его в томлении, то только для того, чтобы объявить ему хорошую новость. Я не вел бы себя так, если бы не хотел взять его под опеку.
– Хочешь выпить, друг мой?
– Да.
Я заказал еще литр вина.
Выпивая, я удостоверился, что мои ногти чище, чем у моего соседа. Я не знал, должен ли я гордиться этим или впасть в смущение.
Как только стаканы пустели, я сразу подливал из страха, что Племяш меня опередит. Если бы он взялся наливать сам, это бы меня шокировало. Мне казалось, что он не отдает себе отчета в моем превосходстве. Он мне тыкал; это уже было чересчур.
Мы были уже навеселе. Голова моя кружилась, как качели. Я ощущал, что стал хорошим, без задних мыслей, по-настоящему хорошим.
– Знаешь, Племяш, не бойся ничего. Я сниму тебе комнату. Если ты хочешь, станем настоящими друзьями. И не расстанемся никогда.
Вид моряка внезапно изменился, может быть, из-за пряди, упавшей ему на висок. Его актерские морщины, которые шли от ноздрей до углов рта, разгладились.
– Да… да… если ты хочешь.
Это "ты" шокировало меня, а впрочем, уже меньше. Я готов был признать свою неправоту. Хмель дал мне желание разделить все, чем я обладал.
– Давай, пошли, – сказал я, встряхивая полы моей накидки, припорошенные опилками.
Несмотря на свое состояние, я прекрасно знал, что за последний литр мы не заплатили. Я сделал вид, что позабыл.
Племяш, чтобы не напоминать мне об этом, вытащил банкнот, который я ему дал.
– Сколько? – спросил он у хозяйки.
Неосознанно я дождался этого вопроса, чтобы вмешаться:
– Нет… нет… оставь… я заплачу.
Свежий воздух хмель не прогнал. Улица, полная народа, была размыта, как когда примеряешь чьи-нибудь очки. Лица походили на маски. Фары автомобилей проезжали на высоте моего живота. Уши были заткнуты ватой. Моторы такси имели вид горячего железа, ценности не имеющего. Тротуар двигался под ногами, как когда взвешиваешься. Можно было бы сказать, что улица мечты, с огнями повсюду.
