– Ты чего?
Все на маму посмотрели, и она вспыхнула и, опустив глаза в тарелку, сказала зло и сильно:
– Н-ничего!
– Вломить мы им, конечно, вломим, – заговорил папа, игнорируя сложные чувства визави, – но, – и брови свел, – сейчас не сорок пятый. Это тогда мы их могли нейтрализовать по Ла-Манш, а сейчас, брат, исторический момент упущен. А ну как НАТО ввяжется? А там и Эйзенхауэр? Тогда что?
– Известно что, – ответил Загуляев. – Война, брат.
– Вот то-то и оно.
И папа козырьком ладонь ко лбу приставил – закручинился.
– Ты это, Ленька, брось, – приобнял его Загуляев. – Броня крепки, и танки наши быстры… Или не так?
– Быстрее, чем тогда.
– Ну а со своей стороны могу тебя заверить, что… Как там? В каждом пропеллере дышит… Вернее, в сопле реактивном. По единой? За спокойствие наших границ.
Они выпили, и папа протянул руку:
– Подойди-ка.
– Облик не теряй, Леонид, – сказала ему мама.
Папа нетерпеливо пошевелил пальцем:
– Подойди, говорю.
Так наглядно на памяти Александра папа еще не терял свой облик, поэтому приближался он с опаской. Но папа обнял его, поцеловал в лоб, приятно больно уколов усами, а потом отстранил и, плечи сжимая, предъявил Александра командиру эскадрильи:
– Видишь? Во второй класс уже пошел. Не себя… Что мы! Нас этому учили – умирать. И если живы мы остались после мясорубки той, кой-чему, значит, в этом деле научились. Но их вот, незапятнанных, – и он тряхнул Александра так, что зубы лязгнули, – их – жалко. Иди, сынок, играй. И ничего не бойся, понял? Пока мы живы – я и дядя Слава, – ты можешь ничего не бояться.
– Отпусти ребенка, Леонид, – сказала мама.
Папа прижал его к себе, царапая орденскими планками, и оттолкнул, отворачиваясь, утирая кулаком слезу.
– Кто ж спорит? – согласился Загуляев. – Мне, брат, еще больше жалко: он у тебя один, и то усыновленный, а у меня их кровных две. Если не вернусь, с чем их оставлю в этой жизни?… О! – хлопнул он себя по лбу. – Я ж газету с таблицей купил!
И рванул из-за стола так, что уронил стул.
Жена его вздохнула:
– Совсем поехал мой летун. Знаете, что он сделал? Когда, значит, еще только первые слухи из Венгрии пошли, он снял все деньги со сберкнижки и – на все, ни рубля не оставил! – накупил лотерейных билетов. «Ва-банк, – говорит, – иду».
Поясняя состояние командира эскадрильи истребителей, она приставила указательный палец к виску и покрутила с насмешливым видом.
– Это ты по-нашему!… – Папа сделал попытку броситься навстречу Загуляеву, который внес свою кожаную куртку. – Люблю!
