Александр пролез в пролом забора. Здесь, по-над железнодорожным откосом, заросли были еще гуще. Натянув на уши воротничок форменной гимнастерки и царапая руки, он нырнул в колючки, прорвался, а потом постоял немного, созерцая откосы, красиво выложенные лозунгами из битого кирпича и сходящиеся под углом вниз – к поблескивающим рельсам. Стоя так, он из первоклассника с ранцем за плечами мысленно преобразился в пограничника из кинофильма «Застава в горах», которому с риском для жизни сейчас вот предстоит выследить опасного диверсанта, на коровьих копытах коварно пробравшегося на нашу советскую территорию, – догнать и обезвредить, связав ему за спиной руки. Пограничник Александр приступил к спуску по крутой наклонной плоскости.
Вдруг позади него – хруст, треск, вскрик! Из колючек шиповника выломалось что-то тяжелое и живое. Он глазам не поверил: мама!… Что-то гневно крича, мама уносилась мимо него, и вот она упала – и кубарем покатилась под уклон.
На пути у нее возник красный лозунг. Раскатив по траве обломки кирпичей, мама стала замедляться, а потом – бух – ввалилась в канаву.
Александр уступами – бочком, бочком, бочком – сбежал к месту исчезновения мамы.
Она была жива. На лице у нее была вуаль с черными мушками. И сквозь нее мама стонала, до побеления костяшек сжимая в кулаках пучки пожухшей травы, выдернутой с землей. Александр наклонился и спросил:
– Это ты, мама?
– Кто же еще!… Руку дай.
Он дал, и мама, охая, поднялась на ноги. И подняла вуаль с лица. Это была действительно она.
– Но как же ты… Что же ты тут делаешь?
– А ты?!
– Я? Я домой иду.
– А на угол, где договаривались, почему не явился? Почему в машине не ездишь? Почему, наконец, нормально не ходишь? Как все дети? Через железную дорогу зачем поперся? А если б тебя поездом переехало, а? А?
Крича и охая, мама расстегнула на себе свое манто, желтое и с черными полосами на плечах. Поочередно обнажая колени, отстегнула и скатила с ног порванные чулки. Скатала их и всунула себе в накладные карманы. Длинными и острыми ногтями пальцы ее прорвали нитяные черные перчатки. Мама их стащила палец за пальцем, спрятала вместе с чулками и посмотрела на откос с рассылавшимся лозунгом. Теперь, при всем желании, пассажиры из мимоезжих поездов ничего на этом откосе прочесть бы не смогли.
– Что же мы это с тобой натворили? – ужаснулась мама. – А ну давай обратно складывать! Да в темпе!…
И – босая – полезла кверху. По пути она подобрала свою туфлю на отломившемся каблучке и спрятала в карман, а он, Александр, нашел вторую, целую.
