Ползком по наклонной плоскости они в четыре руки подобрали все обломки пачкающего пальцы красной пылью кирпича, сложили обратно в буквы, после чего вытерли руки о траву.
Спустились, перешли рельсы и побрели гуськом по тропке вдоль. Мама оглянулась.
– Ну а если б меня арестовали?
– За что?
– Как то есть за что? За лозунг этот. – Она отвернулась, завела назад руку и потерла через манто себе попу. – За осквернение.
– Ты же нечаянно! – возмутился Александр.
– Это еще доказать надо! Кто бы поверил? Приписали бы злой умысел – ив Сибирь. Лет этак на десять! Меня в лагерь, Леонида – в штрафбат, ну а тебя, всего первопричину, в питомник. Для детей врагов народа.
– А разве есть такие?
– Враги народа?
– Нет, питомники.
– Сейчас – не знаю, – сказала мама, – а раньше-то полно их было… Слава Богу, никто нас вроде не увидел, а? Я-то сослепу была, а у тебя зрение детское: никто?
– Никто.
– А если б поезд проходил? Взяли бы пассажиры да и составили бы коллективное письмо. Куда следует.
– А куда?
– Неважно, – сказала мама. – А все ты! С твоей манией выискивать окольные тропки. – Мама остановилась и повернулась к нему. – В жизни, Александр, надо шагать положенным путем. Ясно?
– Ясно.
– А если положено ездить, так надо ездить! Впредь у меня чтоб ездил, как все. Ясно?
– Ясно.
Они вскарабкались на откос и оглянулись. На противоположном – под косыми лучами сентябрьского солнца – четко читался злополучный лозунг:
Он вышел во двор. У подъезда стоял «виллис». Дождь барабанил по его брезентовой крыше. Сапоги Гусарова исшаркали подножку до голого железа. Дверей в машине не было, из проема насмешливо смотрел рядовой Медведь.
Он снял ранец, влез на растрескавшееся кожаное сиденье и взялся за скобу поручня.
– Здравия желаем! Ну что, поехали?
Он промолчал.
– То-то!… – заключил Медведь.
Повернул ключ зажигания и кованой подошвой кирзача утопил стартер.
УРОК ЧИСТОПИСАНИЯ
В Пяскуве маме предложили взять Александра сразу во Второй класс: читать-писать он уже умел и, как дитя Ленинграда, превосходил своих сверстников по общему развитию.
– Пусть будет как все, – решила мама. – Не хочу, чтобы ребенок выделялся!
И отдала Александра в Первый.
Где сразу выяснилось, что лучше бы и не умел он писать. Потому что пишет он неправильно. Криво пишет. А надо было – по линеечкам. Каллиграфически.
Над столом мама раскатала и прикнопила Ленина и Сталина, а справа – Политическую карту мира. Уже темно в их комнате, только нежно-зеленым излучением светится стеклянный абажур настольной медной лампы. Гусаров вот уже неделю на осенних маневрах, и мама учит Александра каллиграфии.
