- Фу ты какая, не зли меня!
И Шура сердито топает ногою.
Боже, как сердит ее эта наивная, неразвитая дикарка! Как неинтересна ей, Шуре, эта Зюнгейка с ее ребяческими рассуждениями и как она искренно сожалеет о том времени, когда милая, умненькая Маня Струева, а не эта глупая Зюнгейка, была ее подругой!
Неожиданно раздается звонок, призывающий в классы, и изо всех углов сада по всем его аллейкам потянулись большие и маленькие пансионерки.
Вот последняя девичья фигурка поднимается по ступеням крыльца и исчезает за дверью.
Аллеи, недавно еще оживленные звуками голосов и молодым беспечным смехом, теперь снова погрузились в молчание. Сад опустел.
- Ну что же, идем, что ли?
Шура дергает за рукав Зюнгейку и указывает ей глазами на пруд.
- Идем, - после недолгого колебания соглашается та.
- А ты не боишься? - насмешливо усмехается она по адресу башкирки.
- Ну вот еще! Чего бояться? Зюнгейка ничего не боится. В черный погреб за кумысом одна под землю спускается. У нас, у отца в селении, у каждой избы такие черные погреба под землею роются. В них кумыс гонят и от жары сохраняют. И на лошади не хуже любого малайки (мальчишки) умею скакать по степи, - хвастливо говорит Зюнгейка, совершенно забывая, по-видимому, свои недавние страхи.
- Ну вот, а "идолища" испугалась?
- Не "идолища", а Анну-утопленницу… Я в "это" верю.
- Ерунда! Просто Басланихи трусишь. В примерные девочки, как Манечка наша, метишь попасть.
- Ничего не трушу. Никого не трушу. Грех тебе так Зюнгейку обижать.
- Ну так идем скорее раздобывать рябину. Ты умеешь по деревьям лазить, а?
- Еще бы? И по горам нашим лазила. У нас среди степи и горы есть. Хоть не высокие, да крутые… Так Зюнгейка по ним, как кошка, как кошка, карабкалась.
- Горы не дерево.
- И на дерево сумею. И на дерево тоже. Зюнгейка все умеет, где только ловкость, силу и проворство надо. - И маленькие глазки башкирки горделиво блеснули.
- Ну коли не боишься, идем!
Теперь обе девочки, взявшись за руки, мчатся к пруду. Небольшое озерко в пять сажень длины и в четыре ширины тихо дремлет под осенним солнцем. Деревья и прибрежные кусты роняют на его сонную поверхность опавшие мертвые листья. Отягощенные алыми гроздьями, ветки рябины отражаются в нем.
Шура кидает беглый взгляд на далекие окна пансиона. Слава богу, опасность не грозит с той стороны. Там все тихо, все спокойно. Вероятно, сейчас начнутся уроки. Все рассядутся по местам. Только места их, Шуры Августовой и Зюнгейки, окажутся пустыми. Что будет тогда? Надо поторопиться, однако. Надо скорее нарвать ягод и бежать в класс.
