Сквозная Ледниковая теперь не просматривалась и на триста метров. Клочья тьмы, как облака, плыли в воздухе, будто оторванные ветром. И от всеобщей этой химической тусклости, от мертвенной тишины, низкой и бледной, от растворенной в воздухе ледяной каменноугольной пыли, еще страшнее, еще ужаснее показались Вовке кровавые пятна сурика, ярко выделяющиеся на белой поверхности битых льдин.
– Боцман, значит… – озирался бородач. – Боцман, значит…
Наклонившись, он нежно провел пальцами по голому блестящему черепу боцмана. Похоже, он уже встречался с таким явлением, потому что без всякого страха, даже без особого удивления задержал палец в левой глазнице. Поводил по темной, будто лакированной кости, потом попытался расстегнуть бушлат.
– Промерз… Ладно…
И прикрикнул:
– Подбери губу! Черепов никогда не видел?
Вовка промолчал. Он все равно ничего не мог понять.
Еще и нескольких часов не прошло с того момента, как боцман топал на Вовку тяжелыми сапожищами, гнал с мостика.
И вдруг…
Череп… Голый…
«Уж лучше бы этот Хоботило топал на меня сапожищами, чем так…»
А бородач наоборот бормотал что-то свое, более или менее успокоенное, и тащил боцмана к глубокой трещине, наваливал глыбы льда:
– Ты тут теперь полежи… Раз уж так получилось…
И спросил:
– Хороший был мужик?
– Строгий…
– Ну, это видно.
Бородач вдруг засуетился:
– Из поморов он, да? Гонял тебя, небось? Кучу примет знал.
Он грубо, совсем как боцман Хоботило, вдруг прикрикнул:
– Эй, на шкентеле! Плыть стрик полуношника к северу, против всех ветров!
И нахмурился:
– Ты, Пушкарев Вовка, морду в сторону не вороти. Как-никак, мы своего братана хороним, да?… – Он остро уставился на Вовку. – Ну, голая у братана голова, наверное так бывает… Строгий был? Вот со строгими и случается…
Он взглянул на Вовку но ничего не стал объяснять.
– Не вороти морду от своих…
– Ага, – шмыгнул носом Вовка.
– Сильно устал?
– Не знаю.
– Тогда топай к палатке.
– А ящик?
– Какой ящик?
– А вон валяется…
– Что?… Что в нем?… – побледнел бородач.
– Шоколад.
– Ну, шоколад?…
Бородач поколебался, но все же открыл ящик.
– Что за черт!
– А что там?
– Ну, шоколад… Сам же говоришь…
И как бы заглаживая свой испуг, забормотал:
– Мы ящик на плечо вскинем… Ну, точно шоколад… Ты что, уже попробовал?…
– Ага…
Вовка все ждал, когда бородач спросит про подлодку. И про «Мирный» спросит когда. Но, кажется, бородача это не интересовало. У него был собственный взгляд на мир, очень не похожий на Вовкин. Он только часто оборачивался лицом в ледяную пыль, закрывшую вид на Сквозную Ледниковую и бормотал:
