«Мы устали!» – гласили надписи на змеях, но, несмотря на усталость, змеи эти хищно стремились вверх, прямо под скудные одежды Серпа Ивановича.
Голова у Сказкина, правда, была крупная. Сам император Дионисий, жадный до свирепых пиров, думаю, не отказался бы сделать глоток из такой крупной чаши, как чаша, сработанная из черепа Серпа Ивановича. Прищуренными хитрыми глазками, украшенными пучками белесых ресниц, Серп Иванович смотрел куда-то мимо меня, в сырой душный угол домика, на печально обвисающие лохмотья обоев. Руки Серп Иванович держал за спиной. Он явно что-то от меня прятал.
– Ну, – сказал я. – Показывай.
– Что показывать?
– Не то, что ты сейчас подумал, – предупредил я. – Не серди меня, Серп Иванович. Показывай, что притащил.
– А что я притащил?
– Вот я и говорю, показывай.
Только тогда Сказкин глупо хмыкнул:
– Говядина!
«Это бессонница…» – окончательно решил я.
И я, и Серп Иванович, мы оба очень хорошо знали, что на ближайшие тридцать миль, а в сторону американского континента намного больше, не было на Итурупе ни одной коровы, а единственную белую, принадлежавшую Агафону Мальцеву, даже такой богодул, как Сказкин, вряд бы посмел называть говядиной.
– А ну! – приказал я. – Показывай!
И ужаснулся.
В огромных дланях Серпа Ивановича лежал кусок свежего, чуть ли не парного мяса.
Противоестественный кусок…
На нем сохранился даже обрывок шкуры, будто шкуру с бедного животного сорвали одним махом!
– Кто? – только и спросил я.
Сказкин виновато пожал плечами, покатыми, как у гуся:
– Не знаю, начальник.
– Но ведь это корова Агафона!
– Других тут не бывает, – подтвердил мою правоту Сказкин.
– Так кто? Кто сделал такое?
Серп Иванович не выдержал.
Серп Иванович нервно хихикнул.
Застиранный полосатый тельник делал Сказкина похожим на большую мутную бутыль, по горло полную здравого смысла. Хихикал Сказкин, конечно, надо мной, ибо только младший научный сотрудник Тимофей Лужин (Сказкин был крепко уверен в этом) мог возлежать на раскладушке в тот час, когда всякий порядочный человек тут же соскочил бы, чтобы начать суетиться вокруг такой роскошной находки, как этот кусок говядины. Сказкина переполняло чувство превосходства. Сказкин презрительно и высокомерно пожимал покатыми плечами, Сказкин даже снисходил: дескать, ладно, лежи, начальник! У тебя, дескать, есть я, начальник! А раз у тебя есть я, Сказкин, значит, не пропадем!
Не выдержав его высокомерия, не выдержав духоты и испуга, я, наконец, поднялся и побрел в угол к умывальнику.
