– Это еще что, – довольно гудел за моей спиной Сказкин. – Я однажды в Пиреях двух греков встретил. Один нес ящик виски, другой на тебя походил.
Я прислонился к пустой раме.
«Ох, Серп! Ох, Иванович!..»
Слоистая полоса влажного и теплого утреннего тумана зависла над темным заливом, резко разделяя мир на земной, с его тяжкими пемзовыми песками, оконтуренными бесконечной желтой щеткой бамбуков, и на небесный, с его пронзительно душным небом, линялым и выцветшим, как любимый, никогда не снимаемый тельник Сказкина.
– Ну? – переспросил я.
Сказкин доверительно подмигнул:
– Нашел – спрячь. Отнимут!
Подобная мудрость венчала всю философию Сказкина, но мне сейчас было не до рассуждений.
– Агафон знает?
По праву удачливого добытчика Сказкин неторопливо вытянул сигарету из моей пачки и укоризненно покачал большой головой:
– Да ты что, начальник! Это если бы лишней была корова, а то единственная на острове!
– Кто забил?
– Погоди, начальник, – рассудительно протянул Сказкин. – Зачем спешить? Хочешь правды – подумай. Люди, начальник, они везде одинаковые. Что в Бубенчиково, что в Симоносеки. Сойди на берег, поставь бутылочку, к тебе любой обратится неторопливо. Хай, дескать. Хай живешь, дескать? И ты так же отвечай – хай! Если скажешь неторопливо, тебя поймут. Меня вот, начальник, боцманы за что любили? А за неспешность! За то, что я и палубу вовремя выскребу, и к подвигу всегда готов!
– Сказкин, – сказал я, брезгливо разглядывая неаккуратный кусок говядины. – Вернемся к фактам. На столе лежит мясо. Вид у него странный. А принес мясо ты. Так что не тяни, объясни, что случилось с коровой Мальцева?
– Акт оф готт! Действие Бога!
Расшифровывалась ссылка на Бога так.
Поздно ночью, выпив у горбатого Агафона чаю (Агафон любил индийский, но непременно добавлял в него китайских дешевых сортов – для экономии), Серп Иванович решил прогуляться.
Душно невмоготу, какой тут сон!
Так и шел по низким пескам, даже меня в освещенном окне видел. Еще подумал: «Чего это начальник живет не по уставу? Протрубили отбой – гаси свечу, сливай воду!» Топает, значит, так по бережку, по пескам, и обо всем свое понимает – и о начальнике, не умеющем беречь казенные свечи, и о ярких звездах, какие они дикие, будто спутников никогда не видали, и вообще о любом шорохе в ночи. Одного только не понимает – почему по – дурному взмыкивает вдали корова горбатого Агафона. Ей, корове, как никому спать следует. Она, дура, молоко обязана Агафону копить, так нет, ночь уже, а она, дура, взмыкивает по – дурному под ночными вулканами.
