...Бегу огородами. Чем дальше ухожу, тем слабее по силе автоматные очереди. Ветер сильный, встречный, чуть справа. Так и бегу, не меняя направления, ориентируясь по ветру. Невообразимая тьма. Без конца спотыкаясь, падаю, встаю - и снова бегом. Наконец слышу впереди топот. Догоняю и узнаю Иванова, Мусиенко, Смертина.
Остановились, обнялись - мы на свободе!.. Слышим звуки шагов слева. Осторожно сближаемся, определяем: свои. Здесь Скробов, Бачин, Шаханин. Нас уже семеро. Где же остальные члены оргкомитета? Кулик, Васильев, Крючков, видимо, выскочить не успели. Бачин, Смертин и Шаханин бежали по своей инициативе. Молодцы!..
Короткое совещание. Степан Иванов руководить пока не в состоянии - у него сильное нервное потрясение, говорить не может. Николай Мусиенко держится за правый глаз: он у него совсем затек - часовой успел ударить Николая массивным замком, когда тот схватил его сзади за горло. Смертин надрывно кашляет, и, кажется, так громко, что мы просим его закрыть рот шапкой.
Погони пока не слышно. Но стрельба у нашего амбара продолжается. Отзвуки, правда, совсем слабые. Видимо, пробежали уже километра три-четыре. В том же направлении идет стрельба разноцветными ракетами.
Идти и тем более бежать по вязкому декабрьскому полю очень трудно. Но к утру мы должны быть как можно дальше от места побега. Приблизились к какому-то лесу, определили, что это лесозащитная посадка вдоль железной дороги. Здесь решили перейти через посадку на другую сторону железнодорожного полотна по одному - на расстоянии не менее двухсот метров друг от друга, потом вновь собраться и двигаться дальше.
Но больше мы уже не собрались. Как я ни пытался спешно перейти лесопосадку, запутался в темноте и перестал понимать, с какой стороны железной дороги нахожусь. Вокруг тишина, беспроглядная ночь... Попытался себя обозначить свистом - никто не отозвался.
Одиночество пугает. Надо что-то предпринимать. И я решаю до рассвета никуда не двигаться, так как уже окончательно потерял ориентировку.
Пока бежал, было жарко, но постепенно начинаю чувствовать холод, дрожь по всему телу. Так стало холодно, что уже стучат зубы. У меня кисет с махоркой и спички, а курить нельзя - в темную ночь даже огонек от папиросы далеко виден.
Я дождался рассвета, осмотрелся: не такая уж и густая эта лесопосадка, как казалось ночью. Закурил, перешел с одной стороны лесопосадки на другую в расчете увидеть своих, но вокруг тихо, пустынно. Услышал отдаленный лай собак и понял, что с раннего утра немцы организовали погоню и идут по следам.
