Тахаш стоял, как оглушенный. Каждому приходилось слышать, как боги и богини нисходили к смертным, говорили с ними, ели, пили, состязались в борьбе и разделяли ложе! Но одно дело – слышать, и совсем другое – когда это касается тебя и твоих близких. Наконец он воздел руки горе и громко расхохотался. А потом воскликнул:
– Все – во дворец! Я открываю закрома, опустошаю погреба! Будем пировать в честь моей красавицы!
И был пир в княжеском дворце, и праздник во всем Маоне. Во множестве было заклано скота, мелкого и крупного, и птицы – без счета. И вволю съедено хлебов, как грубого, так и тонкого помола, и сладких каш, и плодов разнообразных. И еще больше выпито пива, и вина, и сикеры.
А девочке дали имя. Пусть и с опозданием. Особо не мудрили – назвали ее Далла, что значит "прелестная" либо "красавица".
За общей радостью об ослепленном провидце никто и не вспомнил.
Когда Далле исполнилось двенадцать лет, ей стали прикрывать лицо. И такой обычай бытовал во многих городах, но не в Маоне. Даже замужние женщины не прятали здесь лица, тем паче девы, еще не узнавшие брачного ярма. Однако она становилась так хороша, что поневоле хотелось укрыть эту красоту от дурного глаза. А заодно от жарких лучей солнца, которое пусть и не было в Маоне таким безжалостным, как в прочих областях Нира, все же палило преизрядно. Поэтому жители Маона в большинстве своем смуглы, темноволосы и темноглазы. Не были исключением и родители Даллы. Но прикосновение богини наложило неизгладимую печать на облик юной княжны. Ее кожа была гладкой и белой, как тот мрамор, из которого была изваяна статуя Мелиты, но конечно же, никакой мрамор не бывает столь нежным. Такие светлые волосы редко можно было увидеть в Маоне, и ни у кого не было таких глаз – цвета фиалок или молодого вина, а более всего напоминавших вечернее небо после того, как оно рассталось с солнцем, но еще не потемнело. И чем старше становилась Далла, тем больше сходства обретал ее стан с кумиром Мелиты. Во всяком случае, так рассказывали и в Маоне, и за его пределами.
К тринадцати годам Далла уже не знала отбоя от женихов. Не любившие точность жители Маона утверждали, что таковых было великое множество. Но даже, если они, по обыкновению несколько преувеличивали, вряд ли какая-нибудь иная девушка в Нире могла с ней сравниться. Сватались к ней князья, градоправители и просто сыновья знатных людей, привлеченные как слухами о красоте Даллы, так и именем единственной наследницы княжеского рода . Тахашу предстояло сделать трудный выбор, и сделать его в одиночку, ибо жена его уже более двух лет покоилась в родовой усыпальнице. Князь дряхлел, и ему следовало позаботиться о преемнике. Однако излишняя поспешность в выборе была опасна. Тахаш хотел обеспечить не только счастье любимого чада, но мир и процветание Маона. Первые годы после рождения Даллы он с тревогой ждал, что предпримет Ксуф Зимранский. Но все было спокойно. Очевидно, Ксуф решил, что девочка не представляет для него угрозы, а потом и вовсе забыл о ней, и связанном с ее рождением предсказании. Но многие о нем помнили, и будущий муж Даллы вполне мог возмечтать, что со временем овладеет троном в Зимране, тем более, что ни первая, ни вторая, здравствующая жена Ксуфа не родили ему наследника. И в душе Тахаша ожили прежние страхи, вынуждавшие его проявлять осмотрительность.
