То есть я стараюсь внушить ему, чтобы он получил подобное впечатление, и в то время, как он спотыкается и падает, встает и снова падает, я шепчу ему те бессодержательные слова, томные и слабые, которые женщина всегда говорит мужчине в благодарность за то, что он мужественно овладел ею.
Затем мой генерал засыпает и после двух-трех часов вполне заслуженного отдыха бодро и гордо уходит.
Сегодня эта комедия, как я уже говорила, закончилась скандалом.
Войдя в гостиную, я заметила на лице моего генерала необычайное оживление: его щеки горели, а глаза блестели, словно после обильного возлияния.
Он выглядел молодцевато, и его детская робость заменилась удалью вроде той, какой отличался Дон-Жуан. Когда он подошел ко мне, я почувствовала запах алкоголя.
– Сегодня, детка, – сказал он, щипая меня двумя пальцами за щеку, – день моей золотой свадьбы, то есть в своем роде золотой свадьбы. Уже пятьдесят лет, как я принадлежу к итальянскому войску.
– Друзья устроили банкет, который так затянулся, что, казалось, никогда не кончится. Тысяча чертей! Эх! эх! Я становлюсь старым, но кровь в моих жилах похожа на баральо в бутылках: выпадает осадок, оно теряет свой цвет, но не теряет крепости. Черт!.. Позови прислугу: сегодня и ты должна пить в честь генерала Бальбу. Послушай-ка, старуха, шампанского сюда, сегодня моя золотая свадьба, тысяча чертей!.. Пятьдесят лет службы отечеству, и какой службы, девушка! Если бы ты меня знала в те времена, черт побери!.. тогда не занимались чисткой сабель, как ныне… Дрались тогда… Еще как дрались! Я тоже получил – ты видела, какие у меня узоры на спине и на боку… Да, да!.. хорошие следы оставляет штык… но и я тоже надавал… черт!.. надавал им! Я был капитаном в 59-м артиллерийском и, клянусь святой Варварой, здорово заставил покувыркаться этих австрияков… Они дрыгали ногами по воздуху, как балерины первого сорта… А у Кустоцы[3] в 66-м году жил с Чалдини, товарищем, каких теперь уж нет… Боже правый!.. Как дрались!.. Нам тогда порядком досталось… как вспомню, так у меня и теперь желчь разливается… Но пей же, девушка, пей за здоровье генерала Бальбу, которое мы рано или поздно восстановим… я еще не собираюсь умирать, тысяча чертей!..
Но теперь другие времена… Эх! для кого это мы Италию создали!.. Для множества сопляков, которые высунули языки, как собаки, и умеют лишь разговаривать о стачках, о социализме, о пролетариате и других подобных гадостях. Они говорят, что хотят устроить революцию. А ну-ка! Видел я, что в 1898 году было! При звуке ружейного выстрела они бледнели и улепетывали в погреба, как только что оскопленные коты. Ха! ха! пушек бы им, а не реформ… Сброд, который работать не хочет… Потому лишь, что сами они появляются на свет без гроша за душой, они готовы взорвать всех имеющих лошадей и кареты… а им кто же мешает их иметь?
