Пусть и они поступают так, как те, что имеют… Адам разве держал лошадей и карету?
Я хорошо обращаюсь с моими людьми, даю им вдоволь есть и пить, забочусь и обо всем прочем для них, но, клянусь святым Мартином, я хотел бы видеть, как кто-нибудь из моих денщиков пришел спросить меня, почему я генерал, когда они – только денщики… Черт!.. Какой фейерверк подзатыльников!.. Я не понимаю, почему это позволяется… Нет больше ни свободы, ни воспитанности, ни уважения, ничего нет!.. ничего, говорю я тебе, ничего…
Хочешь доказательств? Стою я на платформе трамвая, которым приехал сюда. Вдруг вскакивает туда какой-то бродяга в блузе, с рожей мамелюка; мимоходом, пробираясь внутрь вагона, наступает мне на ногу и, даже не оборачиваясь, продолжает идти.
Черт!.. Я схватил его за шиворот и, повернув как новобранца налево кругом, поставил перед собою.
– Проси извинения, – сказал я ему суровым, не допускающим возражения тоном.
– Почему? – спросил он полудерзко-полуудивленно.
– Ты мне на ногу наступил!
– Я этого не заметил!
– Ага! не заметил? Но теперь ты знаешь, так извиняйся же!..
– Но я не знаю, кто вы?
– Ага! не знаешь кто я такой! Я – генерал Бальбу. Знаешь ты, кто такой генерал Бальбу?
– Не знаю!
– Отлично, так ступай же учить историю, скотина!
И я вышвырнул его из вагона, как цыпленка.
Святая Варвара!.. Нельзя же безнаказанно отдавливать ноги тем, кто создал Италию!
Эй, старуха, шампанского! Пей, милая, это тебя расшевелит… Теперь моя золотая свадьба! Пятьдесят лет службы – это не безделица… Черт… я, кажется, сегодня слишком выпил…
Разгорячившийся при этом рассказе генерал, щеки которого горели, как петушиный гребень, вдруг помертвел.
С дивана, на котором он сидел, донеслись ко мне странные звуки, словно выливалась жидкость из опрокинутой бутылки.
Я поняла, что что-то случилось, и спросила:
– Генерал, что с вами?
Глухой шум возобновился, и генерал так стремительно вскочил на ноги, словно его укусила змея.
И тогда я заметила, как из его панталон стекали на лакированные ботинки ручейки лившейся, как из внезапно открывшегося кратера, лавы. Я принялась звонить, что было силы, и, когда испуганная мадам Адель наконец вбежала, я указала ей пальцем на это исключительное зрелище. При виде дивана, подушек и ковров, превращенных в нечто вроде гидрографической карты, мадам Адель, любившая свою мебель, как скупой свое золото, совсем взбесилась.
– Sacrenom, mon general![4] – воскликнула она. – Вы ведь не на поле сражения у Кустоцы!
