И на этот раз свершилось! Ее податливое нежное лоно с готовностью, даже с жадностью приняло меня. О чудо! Я и не предполагал, что это так легко. В какой-то миг я замер, не веря происходящему. Земля и лес кружились под нами и над нами. Вика дышала так шумно, что мне казалось: ее дыхание слышно за километр. Она прижимала меня к себе, без слов требуя продолжать, продолжать… Но всего два-три движения – и я полетел куда-то, умирая от блаженства и краем сознания улавливая тонкое заливчатое верещание. Это, словно маленький грудной ребенок, верещала, закидывая голову, длинноногая пятнадцатилетняя Вика.
После окончания школы я распрощался с родителями, с которыми у меня никогда не было ни душевного контакта, ни понимания, ни взаимодоверия, и уехал в столицу с расчетом сдать экзамены в какой-нибудь вуз. Я неплохо рисовал, и знакомые прочили мне легкое поступление в художественное училище. Однако вопреки их ожиданиям, я поступил на филологический факультет университета. Причина до смешного проста: я слышал от кого-то, будто на филфаке «полно красивых баб».
Мне мерещился сказочный женский рай, царство Флоры, где, как в том воображаемом упрятанном на дереве домишке из моих детских наваждений, все ласкают друг друга и я – всех.
Студенческое общежитие, куда меня поселили, и впрямь изобиловало девчонками, и довольно бойкими. Достаточно вспомнить, что когда на нашем этаже в первый месяц учения начался ремонт, три знакомые второкурсницы предложили мне и двум моим соседям по комнате временно перебраться к ним, на четвертый этаж.
Не забуду, как в первую совместную ночь я, столь смелый и неуемный в фантазиях, уже познавший радость телесной близости с женщиной, был мучительно скован и беспомощен, а энергичная возня на двух соседних кроватях, доносящиеся оттуда вздохи, скрип, сумбурный шепот сердили меня и сбивали с панталыку.
Положение изменилось, когда наши пары решено было перетасовать, и после снисходительно-материнских объятий Ольги я угодил в горячие тиски Жанны. Все помехи для меня враз исчезли. Жанна, эта опытная и ненасытная любовница, обучила меня многим тонкостями и секретам любовного искусства. Я был вполне счастлив с нею. У нее имелся лишь один недостаток: в высший момент плотского ликования то одну, то другую ее ногу частенько сводило судорогой, и я не всегда мог определить в полутьме, искажается ли ее лицо от сладких мук или же морщится от обыкновенной физической боли.
