Фитомания - Андрей Геннадьевич Неклюдов

До того дня, как я ступил на Партээ, толки о нем вызывали у меня лишь усмешку. Все эти слухи о странном метеорите, массовых мутациях, о сексе с растениями…

…Первое, что я ощутил, высадившись в сверкающей лазурной бухте, обрамленной тропической зеленью (доставил меня, замечу, пограничный катер, ибо туристические рейсы к тому времени были уже отменены – «до особого распоряжения»)… Так вот, первое, что меня поразило – это запахи. Головокружительный аромат, влекущий и смущающий. Улавливались в нем и какие-то смутно знакомые, как будто даже интимные нотки. Но распознать их не давала жара и парная оранжерейная влажность.

Затем – цветы. Роскошные и крупные, как птицы, экзотически яркие. Одни из них напоминали увеличенные в размерах георгины, горящие, как раскаленные угли, но с необычным разросшимся цветоложем (казалось, лепестки выплеснулись из зеленого кожистого мешка). Другие, замысловатой формы, с язычком в лиловом зеве, я бы, пожалуй, отнес к орхидеям (между прочим, мне почудилось, будто язычок тот слегка шевелится). Третьи, интенсивно-розовые, сошли бы за пионы, если бы не чересчур мясистые, лоснящиеся, словно вымазанные жиром лепестки. Четвертые… Впрочем, все описать немыслимо. Благоухание, несомненно, исходило от них. Невольно возникало впечатление, будто цветы соблазняют тебя своим запахом, что все они смотрят на тебя похотливо. «Цветы – половые органы растений», – всплыли у меня в сознании слова знакомого художника, полотна которого изобиловали цветами.

С этой мыслью я извлек из сумки блокнот и авторучку (никакой аппаратуры я решил с собой не брать, дабы чувствовать себя ближе к первозданной природе острова). «Цветы – половые органы растений, – записал я. – Здесь, как нигде, осознаешь это со всей очевидностью. Их облик и запах столь вызывающи, что становится понятным, почему именно здесь родились легенды об интимных отношениях с цветами».

Когда же я двинулся по едва заметной тропке в глубь острова, мне померещилось, будто цветочные головы тянутся ко мне, а травы намеренно цепляются за обувь. Какой-то влажный бледно-зеленый стебель, едва я случайно задел его, с необыкновенной прыткостью обвил мою ногу, и я с трудом от него освободился. Я бы не придал этим странностям какого-то особого значения, если бы через несколько шагов не увидел обнаженную смуглую женщину, опутанную, точно веревками, такими же (или похожими) стеблями. Первой моей мыслью было, что она не живая, но вблизи обнаружилось, что грудь ее часто и ритмично вздымается. У меня на глазах новые гибкие побеги деловито оплетали ее глянцевое шоколадное тело. Выйдя из оцепенения, я спешно принялся рвать мясистые зеленые сети, чувствуя себя освободителем. Но каково же было мое изумление и обескураженность, когда мулатка открыла глаза, гневно вскрикнула и лягнула меня освобожденной ногой в живот. Я повалился в растительную гущу, из которой едва выпутался. Пришлось оставить мученицу в ее добровольных путах.