Матвеев, конечно, не мог знать, что со станции полетело несколько шифрованных телеграмм, в которых говорилось о его желтом чемодане, пахнущем настоящей желтой кожей и об его спокойном, по меньшей мере, отношении к этому чемодану.
Впрочем, сам полковник Матвеев вскоре дал блестящее подтверждение этому предположению, когда он, даже не дожидаясь звонка кельнера, отправился в вагон-ресторан и сел за столик у окна, коротая время в ожидании обеда за чтением какой-то русской книги. Вскоре стали собираться и другие пассажиры. Соседом Матвеева по столу оказался молчаливый рыжеусый человечек, который за все время обеда не проронил ни слова и усиленное внимание оказывал вкусным и обильным яствам. Только когда Матвеев встал, забыв по рассеянности книгу на столе, сосед, вытирая рыжие усы салфеткой, движением головы показал на забытый томик. Матвеев поблагодарил, захватил книгу и вышел. Он был уверен в полной безобидности рыжеусого человека. Но что касается некоторых других лиц, например, прелестной брюнетки, которая сидела в одиночестве через столик от него, и которую он видел раньше в коридоре своего вагона, этой уверенности у него не было. Стройная брюнетка, колыхая ресницами, перебирала гроздь винограда и смотрела в окно на голубоватые отроги лесистых татрских гор. Вдруг она вскинула глаза на Матвеева, точно впервые заметила его и точно на его лице нашла нечто, что ее удивило, Может быть, даже очаровало. Матвеев сделал вид, что тронут таким вниманием.
«Начинается московский Художественный театр, – подумал он, – посмотрим, что будет дальше».
Привыкший вести большую и тонкую игру и, безусловно, мужественный человек, Матвеев держал себя в руках, спокойно выжидал событий. Он знал, что он рискует многим, не говоря уж о своей голове, но игра стоила свеч. По некоторым признакам он заметил, что кто-то успел побывать в его купе и очень интересовался содержимым чемодана. Наедине Матвеев вел себя совершенно так же, как и на людях: в соседнем купе могла быть узенькая, как лезвие ножа, щель. На всякий случай он дал возможность наблюдателю удостовериться, меняя задумчиво синий галстук на черно-серый, что у него под рубашкой нет кожаной сумки, какие носят обыкновенно офицеры, исполняющие особенно секретные задания.
«Посмотрим, посмотрим, что будет дальше», – думал он.
А дальше было то, что длинные черные ресницы опять колыхались в коридоре, недалеко от открытой двери его купе.
Он опять вышел в коридор.
