Матвеев стал располагаться в своем купе. Вынул книги. Развернул утреннюю газету. Ни на одну минуту не расставался на вокзале со своим чемоданом, и на это уже кое-кто обратил внимание.
Впрочем, ведь ничего страшного не было в том, что российский военный агент уезжал на Святки в отпуск, в Россию, где он не был уже три года. Но некоторые обстоятельства заставляли беспокоиться высокие военные учреждения столицы, и вот почему Матвеев был опутан сетью наблюдений. В тот вагон, в котором он ехал, сели люди с какими-то специальными заданиями. Даже проводник был сменен другим за четверть часа до отхода поезда. Может быть, всего этого и не знал Матвеев, но о многом догадывался. Когда на первой же остановке в дверь постучали, он с досадой подумал: «Ну вот, начинается».
Проводник с тысячами извинений просил показать билет, чтобы проверить номер, потому что на это же купе претендовал новый пассажир. За проводником стоял добродушный красноносый толстяк в очках и в тирольской шляпе с пером, не то охотник, не то помещик, с кучей саквояжей и свертков в руках.
– Я не желаю беспокоить пассажиров, – гремел он. – Потрудитесь дать мне свободное купе.
– Произошла ошибка, – лепетал проводник, – у меня нет ни одного свободного купе. Я очень прошу господина, – обратился он к Матвееву, – позволить остаться им до следующей станции.
– Пожалуйста, но только до следующей станции, а там я прошу вас выяснить это недоразумение.
– Да, на следующей остановке мне и слезать, – заявил толстяк. – Очень вам благодарен. Очень вам благодарен… Идиотские порядки, – ворчал он, устраиваясь в купе, – приходится беспокоить любезных людей.
– Пожалуйста, – сухо ответил Матвеев и продолжал читать.
Газету он заменил книгой. Потом раскрыл чемодан, достал из портфеля блокнот и стал писать письмо.
– Простите меня великодушно, вы иностранец? – спросил его спутник.
– Да, я иностранец, я – русский, – ответил любезно Матвеев и опять раскрыл книгу, показывая этим, что продолжать разговор он не желает.
Вагон мягко покачивался на рессорах. За окнами шел дождь пополам со снегом. Он хлестал хрустальные стекла косыми брызгами. Виноградники, прелестные буковые рощи на холмах завесились голубовато-молочным туманом.
Все-таки пришлось со спутником поговорить и обменяться сигарами. Матвеев даже вышел на минутку в коридор, оставив тирольца в одиночестве.
В коридоре Матвеев заметил очень красивую пассажирку. Прислонясь к окну, она смотрела на пролетавшие дождливые пейзажи и не обращала никакого внимания на Матвеева. Матвеев успел рассмотреть, что у незнакомки матовое лицо, какие бывают у женщин на картинах испанских художников. Сделав эти наблюдения, он вернулся в купе. Все было в порядке. Незамкнутый, но закрытый чемодан спокойно лежал в сетке. Спутник читал газету. На первой же остановке тот слез. Матвеев видел в окно, как по уходе поезда – поезд стоял одну минуту, – тиролец немедленно же направился к двери, над которой стояло: «Телеграф». Никаких лошадей, о которых говорил ему тиролец, на вокзальном дворе не было. Может быть, они опоздали к поезду.
