— Да, сыном. — Она повторила с ударением на последнем слове: — Его сыном.
— Странно, — нахмурился Тони, — а я думал, что он тебя усыновил.
— О! — Итак, он не ставит под сомнение ее пол, его интересует только ее родословная. Было безопаснее по ряду причин представить сэра Дэнни своим родным отцом, но кто знает, может быть, Тони уже разузнал правду? Роузи попыталась собраться с мыслями. Что он имел в виду, сказав, что сэр Дэнни любит ее как свою собственность? Она смущенно посмотрела в окно, в темноту.
— Уже двенадцать, — сказал Тони, словно предугадав ее вопрос. — Полночь, время ведьм и чародеев.
Он произнес это таким низким гробовым голосом, что Роузи снова инстинктивно взглянула в окно, почти уверенная, что увидит прильнувший к стеклу лик дьявола.
— Это очень плохо с моей стороны — не давать тебе заснуть, когда ты уже покоишься в объятиях Морфея. Хочешь, я спою тебе колыбельную?
Роузи растерянно покачала головой.
— Ну, значит, тогда ты уже слышала мое пение! — Тони неожиданно хмыкнул, и Роузи прижала здоровую руку к губам, чтобы не засмеяться вместе с ним.
Тони подошел к канделябрам и начал задувать свечи, однако, потушив лишь несколько, обернулся к Роузи.
— Сэр Дэнни говорит, что ты боишься темноты.
По мнению Роузи, сэр Дэнни и так сказал Тони слишком много, а ей совсем не хотелось, чтобы Райклиф знал ее слабости. Тем более, что она не желала иметь никаких слабостей.
— Мужчины не должны бояться!
— Не должны. — Тони прошелся по комнате и загасил все свечи, оставив только одну маленькую ночную свечку, стоявшую в изголовье огромной резной кровати. — Мужчины не должны бояться…
Огоньки в камине мерцали, бросая красноватые отблески. Холод ноябрьской ночи подступал все ближе, и Роузи натянула одеяло до самого подбородка. Тони, казалось, совершенно не замечал ее стеснительности.
— Моя повариха, миссис Чайлд, приготовила настойку из ивовой коры и макового сока — это уменьшит боль. Кстати, она выпорет меня, если узнает, что я послужил причиной твоего страдания.
Роузи невольно хихикнула и тут вдруг осознала, что устала гораздо больше, чем думала. Но только представив себе высокую, преисполненную чувства собственного достоинства женщину, наказывающую розгами сэра Энтони, не могла удержаться от улыбки.
— Тогда мне лучше не пить этот настой.
— Он ужасно противный, — одобрил ее решение Тони и вышел из темноты так внезапно, что Роузи вздрогнула. Мерцающий свет единственной свечи коснулся его светлых волос, и они неожиданно приобрели серебристый оттенок. Глаза Тони сияли, словно аметисты, отполированные умелой рукой ювелира, губы блестели, как гладкие камешки, которые Роузи нашла в ручье и до сих пор хранила, как драгоценные сокровища. Его голос порой был заботлив, как голос матери, которую она никогда не знала, порой насмешлив, как голос отца, которого она совершенно не помнила…
