Андрей Добрынин В их числе - и те отроковицы, Что сердца поэтов взволновали. Но внезапно возникла охрана, У поэтов отняла бокалы И, поэтов вытолкав из зала, Провела их по темным коридорам, Грубо их подталкивая в спину, И впихнула в тесную подсобку, Где уже был стол сервирован И уже лежала их одежда. И попариться даже им не дали. Молча ели поэты в подсобке, Молча чокались, молча выпивали. Говорить поэтам не хотелось, Их томила горькая обида. Все стояли перед их глазами Милые бесстыдные нимфетки, В чьих телах волшебно сочетались Завершенность и текучесть линий. Да, томила поэтов обида, Но на что им было обижаться? Клуб ведь мог их кинуть, но не кинул, Обещал забашлять - и вот вам башли, Обещал угостить - и вот поляна, И поэтам надо бы не дуться, А за это все сказать спасибо И спокойно выпивать и кушать, В ситуацию правильно врубившись В то, что у людей своя тусовка И на ней не надо посторонних. Сочинители - странные люди, Им никак понять не удается, Что нельзя мешать серьезным людям, Если те культурно отдыхают. Кушать тебе дали? Ну и кушай. Денег тебе дали? Будь доволен И не лезь в друзья к серьезным людям, А иначе выйдет неприятность.
2001
Андрей Добрынин
Стихи писать довольно сложно, Ведь все до нас уже сказали, Писать же хочется, однако, И в этом есть противоречье,
Которое для очень многих Определяет все несчастье, Всю нищету, и бестолковость, И неприкаянность их жизни.
А без писательского зуда, Глядишь, и был бы человеком Тот горемыка, что сегодня Без соли хрен свой доедает.
Ведь если б он не отвлекался На то, чтоб сделаться поэтом, Он мог бы многого добиться, Сосредоточившись на службе.
И из салона иномарки Он мог с презрительной усмешкой Заметить в сквере оборванцев, Стихи читающих друг другу.
А ныне топчется он в сквере Среди тех самых оборванцев И с ними пьет плохую водку, Закусывая черным хлебом.
А мимо сквера пролетают С изящным шумом иномарки, Безостановочным движеньем Покой и негу навевая.
И оборванцы постигают (Хотя, конечно, и не сразу), Что в этом мире изначально Всем правит Предопределенность.
2001
Андрей Добрынин
Устал идти я в ногу с бурным веком И лег на дно, как некий крокодил. Ошибочно считаясь человеком, Свой статус я ничем не подтвердил.
Ни понимания, ни состраданья Никто во мне не вызывал вовек. Не всякое двуногое созданье На самом деле тоже человек.
Ко мне людишки иногда кидались, Свою судьбу злосчастную кляня, Но дерзкие надежды разбивались, Возложенные ими на меня.
