– Просила. – Взяв ее другую руку, он положил ее на плечо и начал вальсировать, не сказав больше ни слова.
– Довожу до твоего сведения, что на все вальсы приглашают леди, а я что-то не припомню, что приглашала тебя, – сказала она, пытаясь не растаять, прижавшись к его груди, и не обращать внимания на то, как радуется тело его близости. Ей бы надо было, конечно, обрушить на него свой гнев, а она вместо этого почувствовала облегчение.
– Ты могла бы многое потерять, упустив свой шанс потанцевать со мной, – заявил он, сделав крутой вираж.
– Как тебе удалось проникнуть сюда? – спросила она.
– Я вошел. Прямо через парадную дверь.
– Как будто ты был приглашен? Ну и бесцеремонность… – заметила она, сознавая, что именно это ей в нем нравилось: он пренебрегал авторитетным мнением общества.
– Именно так: как будто я был приглашен. – Он прижал ее к себе, и ее груди, прикоснувшись к нему, стали тяжелыми, а от точки соприкосновения по всему телу пробежала горячая волна желания.
– Перестань это делать, – запротестовала она.
– Перестать делать что? – спросил он, прижимая ее к себе еще крепче.
– Ты держишь меня слишком крепко. Что, если кто-нибудь меня увидит?
– Увидит что? Как королева эльфов танцует с лакеем?
– Ты не похож на ливрейного лакея. Ты похож скорее на разбойника с большой дороги.
– Может быть, мне следует украсть тебя? Чтобы нам самим спланировать свои жизни, Герцогиня? По нашим собственным правилам?
– Я… я не могу, – невнятно промямлила она.
– Позволь мне любить тебя сегодня, Фелисити, так, как ты того заслуживаешь, – прошептал он.
Скользя с ним по залу, Фелисити мельком увидела другие танцующие пары. Маргарет Ходжес с лучезарной улыбкой на лице танцевала со своим «Робин Гудом». Потом в ее поле зрения попала Пиппин, глаза которой лучились счастьем, танцевавшая с каким-то высоким «пиратом», который, судя по всему, скромностью не отличался.
Фелисити наконец поняла, что она видела. Это была любовь. Ее кузина и Маргарет Ходжес нашли ее сегодня, так почему бы и ей не последовать их примеру?
Он снова круто повернул ее, и у Фелисити закружилась голова, но не от танца, а от его слов.
«Позволь мне любить тебя».
Что, если Холлиндрейк никогда по-настоящему не любил ее? Солидный, приличный во всех отношениях брак, который она планировала все эти годы, показался ей теперь скучным, отвратительным существованием. И что за глупость она придумала про «естественные склонности»? Но что же ей теперь делать?
