— …Прошу прощения, ничего нет, это песок, проклятый песок, наш постоянный враг, — продолжал, видимо успокоившись, Леклерк. — Так вот, говорят, что цари, прежде чем отправиться на войну, спрашивали у этой статуи совета… Она была вроде оракула… Если статуя оставалась неподвижной, значит, ответ был отрицательный… Если она шевелила головой, это выражало одобрение… Иногда эти статуи говорили… Кто знает, какой у них был голос… Его в силах были вынести только цари, монархи… Потому что они ведь тоже были богами…
Леклерк, замолчав, обернулся: а вдруг он допустил бестактность, сказал не совсем то, что нужно? Но граф Мандранико с неожиданным интересом уставился на истукана и кончиком трости ткнул в порфировый постамент, словно желая проверить его прочность.
— …начит… ца… одили… шивать… вета… ми? — наконец спросил он недоверчивым тоном.
— Господин граф интересуется, приходили ли цари спрашивать совета сами, — перевел барон, догадываясь, что Леклерк не разобрал ни слова.
— Вот именно, — с довольным видом подтвердил археолог, бог Тот, во всяком случае, так говорят, отвечал… А вот здесь, в глубине, стена, о которой я вам говорил… Вы первые видите ее…
И Леклерк, сделав широкий, немного театральный жест рукой, вновь замер, к чему-то прислушиваясь.
Все невольно умолкли. Вокруг вновь слышалось таинственное шуршание, какой-то странный шорох, точно минувшие века медленно осаждали раскопанное погребение, пытаясь опять засыпать его песком.
Солнечные лучи, падавшие прежде косо, спускались теперь почти отвесно, параллельно ребрам колонн и пилонов, но стали не так ослепительно ярки, словно небо затянуло облаками.
Не успел Леклерк начать объяснения, как барон поднес руку к самым глазам и посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Жара становилась невыносимой.
— Быть может, я вас немного задержал, господа? — любезно спросил Леклерк. — Я распорядился приготовить завтрак к половине двенадцатого…
— Завтрак? — обращаясь к Фантину, переспросил граф довольно сухо и наконец-то вполне отчетливо. — Но ведь нам в одиннадцать надо ехать… самое позднее, самое позднее…
— Значит, вы не окажете мне чести? — огорченно спросил Леклерк.
Барон облек отказ в возможно более дипломатическую форму:
— Мы поистине вам очень благодарны… глубоко тронуты… но ранее принятые обязательства…
Египтолог неохотно сократил свои объяснения, пропуская многие в высшей степени важные и дорогие его сердцу подробности. И вот прежним путем они двинулись назад. Солнце скрылось, небо затянуло красноватой мглой, раскаленное марево неподвижно застыло, словно перед какой-то страшной катастрофой.
