— Этот малец собирается пересчитать все деньги в бутыли, — объяснил я.
Хаммураби взглянул на Ноготка с интересом.
— А как же, сынок, ты собираешься это сделать?
— Сосчитаю и все, — как ни в чем не бывало ответил Ноготок.
Хаммураби рассмеялся.
— Ну, а для этого надо, сынок, чтобы глаза у тебя все насквозь видели, как рентген. Вот ведь какое дело.
— Вовсе и нет. Для этого только надо в сорочке родиться. Мне одна женщина в Луизиане сказала. Она была колдунья и обожала меня; как-то раз хотела взять меня на руки, а мама не дала, так она напустила на нее порчу, и теперь в маме весу всего тридцать кило.
— Оч-чень ин-те-ресно! — только и сказал Хаммураби, бросив на Ноготка подозрительный взгляд.
К нам подошла Мидди, крепко сжимая в руках «Секреты экрана», и показала Ноготку один из снимков.
— Ой, ну до чего ж хорошенькая! Ты глянь-ка, глянь, Ноготок, какие у ней зубы красивые, один к одному.
— Да ладно тебе, не убивайся, — ответил он.
Когда они ушли, Хаммураби заказал бутылку вина и стал его попивать, куря сигарету.
— И вы считаете этого малыша вполне нормальным? — спросил он вдруг с удивлением в голосе.
По-моему, лучше всего проводить рождество в маленьком городке. Здесь раньше чувствуется наступление праздника — все как-то быстрее преображается и оживает под его чарами. Уже в начале декабря двери домов разукрашены гирляндами, в витринах пламенеют красные бумажные колокольчики, поблескивают слюдяные снежинки. Ребятня совершает вылазки в лес и притаскивает оттуда пахучие свежие елки. Хозяйки пекут рождественские пироги, они открывают банки с заранее заготовленной сладкой начинкой, откупоривают бутылки с наливками. На площади перед судом высится огромная елка, увешанная серебряной канителью и разноцветными лампочками, которые вспыхивают с наступлением сумерек. В предвечерние часы из пресвитерианской церкви доносятся рождественские гимны — это хор готовится к ежегодному представлению. Во всем городке цветет японская айва.
Единственным, кого словно бы не затрагивала эта радостная, праздничная атмосфера, был Ноготок. Он взялся за свое дельце — подсчет денег в бутыли — с величайшей настойчивостью и дотошностью. В аптеку приходил изо дня в день — уставится на бутыль, насупит брови и что-то бормочет себе под нос. Сперва мы смотрели на него как завороженные, но потом это всем надоело и мы перестали обращать на него внимание. Больше он так ничего и не купил — должно быть, не мог раздобыть четвертака. Иной раз он перебрасывался словом с Хаммураби — тот относился к нему с участливым любопытством и время от времени покупал ему засахаренный орех или солодкового корня на цент.
