- Ударил сильно, кулаком? Не показалось ли тебе, что он просто размахивал руками при разговоре или искал тебя в темноте?
- Почему ты мне не веришь, мама? Я же ощутила удар, было больно!
- Но то, что он сказал потом, никак не вяжется с ударом.
- Что не вяжется?
- Он сказал: «Анна, ты - Анна!»
- Я жалею, что ты пришла сюда.
- Ты еще не все знаешь.
- А я и не хочу больше ничего знать! Поздно. Анна побледнела от ужаса,
- Эммушка! Не смей! Не вздумай что-нибудь с собой делать! Никто на всем свете не стоит твоей жизни.
Девушка опять ласково провела ладонью по плечу матери.
- У меня и в мыслях этого нет.
- Но ребенок
- Ребенок? Лаци сказал, что следующего мы непременно оставим.
Анна закрыла лицо руками.
- Боже мой! Ты так-решил а?
- Но ты же сама спросила, мама. Ты же об этом спросила?
Анна решила быть беспощадной; стиснув зубы, она сказала сурово и жестко:
- Ты знаешь о том, что Давид Шайго… твой отец?
- Знаю!
- От кого?
- От него. Он сказал мне это, И о тех пятистах форинтах, которые посылал мне каждый месяц. И еще…
- Что еще?
- Что это его кровные деньги.
- Кровные? Да, так он обычно выражался.
- Может, из-за этого я возненавидела его еще больше.
- Еще больше? А за что раньше?
Девушка не ответила и опять взглянула на часы:
- Ну вот. Еще три минуты.
- О чем ты сейчас думаешь, Эммушка?
- О тебе. Знаешь, меня ужасно поразило, что ты… и вдруг с ним.
- Но ты ничего об этом не знала!
- Догадывалась. Я видела и раньше, что он за человек.
- Судишь по внешности?
- По внешности.
Теперь они молчали до самого прихода поезда.
Медленно встали, подошли к платформе. Оборванец, спавший на полу в товарном вагоне, проснулся удивительно вовремя. Закинув за плечи грязный рюкзак, он перешел путь, очевидно тоже поджидая поезд.
Анна стояла рядом с дочерью. Обе молчали. И даже не смотрели друг на друга.
Паровоз пропыхтел мимо и остановился; в вагон полез оборванец с мешком, тот самый, что похрапывал еще три минуты назад.
Подхватив свою сумку, Эммушка поднялась по ступенькам вагона. В тамбуре она обернулась, взглянула на мать. Поезд еще стоял. Анна вздохнула.
- Самое ужасное - это то, что ты ни о чем не жалеешь.
Девушка метнула на мать взгляд, полный неприязни:
- Напрасно ты пришла сюда, мама.
Свист пара, вырвавшегося из- паровоза, заглушил ее слова. Анна подалась вперед. - Что ты сказала, дочка?
- Напрасно ты пришла!
Словно облитая позором, Анна осталась на перроне. Она не смела даже поднять глаза на начальника полустанка.
