Эмма провела теплой ладонью по полной, гладкой руке матери.
- Как ты все это терпишь?
- Терпела.
- Не понимаю.
- Раньше терпела. Теперь всему конец.
Глаза Эммушки широко раскрылись. Правильно ли она поняла последние слова матери?
- Значит, все-таки…
- Что? Что все-таки?
- Значит, все-таки…
Наступило молчание. Анна мысленно пыталась отделить наивное неведение дочери от собственного страха, сжимавшего ей горло с утра, когда до нее дошла ужасная весть.
- Стало быть, и дядюшка Геза ничего не знал…
- Разумеется, не знал. Он только вызвал его ко мне, а сам ушел куда-то. Было темно, я не знаю.
- Куда? Куда он пошел? Я все время думаю об этом. Разве не светила луна?
- Светила, но потом как-то вдруг все потемнело. Или набежала туча, или потому, что я увидела его лицо.
- Он слишком много пил в последнее время.
- Не в этом дело. Он обрадовался, когда я назвала себя, и пытался зажечь зажигалку, чтобы получше меня рассмотреть. Но в руке у него был хлеб и кусок сала, не получалось.
- Он не приглашал тебя войти в дом?
- А как же. Конечно, приглашал. Зайди, говорит, душенька, там у меня горит лампа. Но когда я сказала, что мне и здесь хорошо, он не настаивал.
- Значит, он все время говорил, говорил, не давал тебе слова вымолвить?
- Говорил, но я тоже свое сказала.
- А зачем он зажег зажигалку?
- Только хотел зажечь. Он сунул мне в руку хлеб и сало и сказал: я и, но голосу узнал, кто ты такая. Вылитая мать, в твоем возрасте у нее был точно такой же голос. А вот если бы днем встретил я тебя случайно на улице, не узнал бы.
- И он хорошенько тебя рассмотрел?
- Да не рассмотрел он меня совсем! Я сказала: прошу вас дать обещание, что вы никогда - ни завтра на празднике, ни в другой раз… И задула зажигалку, когда она вдруг вспыхнула.
- Как у тебя хватило смелости? Ведь он был пьян? Был или не был?
- От него несло палинкой, когда он говорил. Но на ногах он держался. Все чиркал зажигалкой, не замечая, что это я ее задуваю, когда вспыхивает огонек.
- А когда заметил?
- Размахнулся и ударил меня. Левой рукой в ухо, но я успела отступить, и его кулак задел меня только чуть-чуть. Вот тогда он и рассвирепел.
- Рассвирепел?
- Да. Он старался схватить меня своими ручищами и повалить. И все хрипел: «Анна, ты - Анна!»
- Значит, в левой руке ты держала хлеб и сало?
- Да.
- А в правой?
- Ах, мамочка! Сейчас подойдет поезд. Эмма опять взглянула на часы.
- Еще шесть минут.
- Ты уверена в том, что он тебя ударил?
- Конечно. Иначе я бы не сказала.
