Расчлененным строем мы идем вниз-вверх по холмам, по дикой, заросшей лесом местности; идти здесь тяжело, утомительно. Привалов больше не будет. Дик Рушьяно высылает меня вперед на разведку, я бреду как во сне, но чувства мои обострены, бреду чуть впереди остальных, бросаюсь то влево, то вправо, то устанавливаю связь с флангами. Где же фашисты? День обещает быть жарким, раскаты орудий, которые раздавались последние несколько дней где-то за передним краем, смолкли, в небе — ни одного самолета, лишь пухлые белые облака золотятся в солнечных лучах. Пот стекает по бокам, по спине. То и дело поправляешь скатку, рюкзак, жалеешь, что не бросил их, как другие, чертыхаешься, когда острый штык застревает в ветвях фиговых деревьев. Мы выходим на открытую местность, впереди оливковая плантация, за ней поросший лесом холм. Где же противник? Дик говорит:
— Я хочу выслать тебя вперед на рекогносцировку.
Мне не вполне ясно значение этого слова, но, пока я бегу по оливковой плантации, инстинктивно укрываясь то за одним, то за другим деревом, и тяжелый рюкзак (в нем плотный свитер и кожаная куртка) молотит меня по спине, его смысл постепенно проясняется. Это нечто вроде разведки боем: мне следует войти в соприкосновение с противником — разумеется, если противник здесь. Мне следует вызвать огонь на себя, но тут я замечаю, что другие бойцы укрываются за деревьями в дальнем конце оливковой рощи, и мне становится не по себе, я, опять же инстинктивно, поворачиваюсь боком, чтобы в меня было сложнее попасть. Очень трудно сохранять ясность мысли, все видеть, все подмечать, глаза застилает пот, в горле пересохло.
На холме никого нет, батальон занимает позицию, укрывается, затихает, ждет. Нас с Таббом посылают разведать, что делается, на соседнем холме, — там тоже никого нет, мы перебираемся туда.
— Все идет без сучка, без задоринки, — говорит Дик, подходя к нам; мы сидим на валуне, стараемся отдышаться.
И вдруг словно хлыст щелкнул над нашими головами; мы пригибаемся, вопросительно глядим на командира взвода.
— А это еще что? — спрашиваем мы.
— Пуля, — говорит Дик. — Sección[62], — командует он бойцам.
Взопревшие, усталые, они лежат, отдыхают на подветренном склоне холма. — en posición! A tierra![63].
Ребята безропотно повинуются и, побросав скатки и рюкзаки, осторожно взбираются на гребень холма.
— Abajo![64] — кричит Дик, и я прячусь за кустом, однако сам Дик, как я замечаю, и не думает прятаться, а стоит как стоял.
