Мальчик разочарованно покосился на отца и придвинулся к Ребекке.
– Сыграйте нам еще одну песенку, мисс Ролингс.
– Только с разрешения твоего папы.
– Пап?
Вольф мрачно смотрел на нее, словно размышляя, насколько она повинна в возникновении этого маленького бунта.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Одну песню. Ребекка села за пианино, а Вольф подкинул новое полено в угасающий огонь. В дом начала пробираться ночная прохлада, и Кетлин накинула на плечи свитер.
Грустная мелодия «Ауры Ли» наполнила уютную гостиную Бодинов. На этот раз девушка пела вместе с Кетлин и Билли. В ее ласкающем слух голосе была чуть заметна эфирная чувственность, как и в шелковистых ресницах, оттеняющих прекрасные глаза, и Вольфу пришлось бороться с собой, чтобы не поцеловать губы, с которых слетали чарующие звуки.
Конечно, после этой песни Билли попросил сыграть еще одну, но Вольф, не сумевший справиться с охватившим его желанием, остался непреклонен.
– Утром, когда нужно будет вставать и приниматься за дела, ты еще скажешь мне спасибо, – успокоил он сына и, резко взяв Ребекку под руку, повел к двери.
Идя следом, Кетлин пригласила ее вскоре еще раз отужинать с ними.
– И подумайте насчет танцев, – добавила она, когда Вольф уже отворил дверь. – Это самая благоприятная возможность познакомиться с людьми, увидеть их с лучшей стороны. Надеюсь, вы там будете.
Ребекка покраснела, ибо после этих слов Вольф сразу посмотрел на нее. Видимо, он угадал скрытую причину ее отказа, понял, что она не хочет идти на танцы из-за него и мисс Уэстерли: ведь ей придется целый вечер видеть их вместе. Ребекка позволила ему усадить себя в экипаж и заклинала всех святых, чтобы он не продолжил начатую Кетлин тему.
Но вскоре она поняла, что не стоило беспокоиться, Вольф вообще не собирался разговаривать. Затянувшаяся пауза переросла в напряженное молчание, а частая дробь копыт, треск сверчков, шорох невидимых зверей в кустах у дороги лишь подчеркивали тишину.
Сентябрьский воздух был довольно прохладным, но ветер, к счастью, поутих. Луна висела низко над землей, время от времени скрываясь за пиками гор и снова выплывая на иссиня-черное небо с россыпью звезд. Ребекка натянула на плечи шаль, чтобы не дрожать от холода. Дрожь – признак слабости, а шерифу Бодину незачем видеть ее слабость. Однако тот, должно быть, что-то заметил, поскольку вытащил из-под сиденья шерстяное индейское одеяло и без слов протянул ей, даже не оторвав глаз от дороги.
