Я без конца выглядывала наверх. Миссис Александрина, сохранившая присутствие духа, в большой хозяйской каюте успокаивала дочек, готовых упасть в обморок.
Дурехи горничные, Лиз и Бетти, поскуливали от страха в уголке. А время шло.
Вернувшись с палубы в очередной раз, я направилась к комоду, где лежал ларец с драгоценностями. Отперла его и откинула крышку.
– Мэм, покажите, что здесь самое драгоценное.
Хозяйка поняла с полуслова.
– Бесполезно, детка. Обыщут все до последней крысиной норы.
– Мэм, предоставьте все мне. Я успела подумать кое о чем, могли бы и вы, кажется…
Вытряхнула содержимое ларца и с хозяйкой в две руки быстро перебрали футляры и коробочки. То, что подешевле, сложила обратно, то, что отобрали, вынула из футляров и завернула в батистовые платки. Футляры выбросила в окошко.
– Касси, – спросила вдруг нервно миссис Александрина, – а не могла бы ты напустить на них всех порчу?
Явно они преувеличивали мои скромные возможности.
– Не болтайте глупостей, мэм, лучше скажите мужу, чтобы не вздумал принять бой.
Их там двое-трое против одного нашего.
Хозяйка метнулась на палубу и тотчас вернулась. Тем временем я узелки с побрякушками привязала под панталоны Эвелин. Рыдающую Бетти нарядила в платье Эвелин, приведя в чувство парой хороших затрещин, нацепила на нее серьги и кольца. Умная купчиха сообразила, почему нужно оставить на месте большую часть побрякушек и изрядную кучу монет в железном ящике с золотом; я из него отсыпала в мешок, сколько могла поднять, остальное заперла, а хозяйка наложила печать и забрала у меня ключи. Деньги я понесла в свою каморку, со мной пошли Лиз и Эвелин.
К слову сказать, это была та самая каморка, где я неделю валялась в беспамятстве за пять лет до того; но в ней были произведены кое-какие переделки. Пять-то лет назад у нас с братом на двоих было две пары штанов, а теперь я в качестве парадной горничной имела целый роскошный гардероб. Для этого гардероба в каморке соорудили шкафчик, и шкафчик очень хитрый. Тряпок было для шестимесячного путешествия приготовлено уйма, а мест в стенном шкафчике – фут в глубину от коридорной стенки и чуть побольше полутора от двери до стенки. Так плотник вынул одну доску из этой стенки и вывел продолжение шкафа в соседнее помещение. Там разместилась кладовка и вдоль всех стен тянулись шкафы и полки; и мне отгородили еще кусок шкафа глубиной в фут и длиной в полтора – воображаете, что я была за важная особа? Ну, а теперь это очень пригодилось, потому что на дно того отделения, что было в кладовке, я опустила мешок, а потом помогла туда забраться мисс Эвелин и заложила снаружи той же доской, которую вынул плотник и оставил под койкой в расчете поставить на место впоследствии. Я сама бы там не поместилась, но молодая хозяйка куда как уступала мне по габаритам. Теперь ей оставалось только не шуметь, и ее со всем добром могли бы обнаружить лишь в одном случае: если бы стали ломать все перегородки подряд; а я не думала, что это будут делать. В хозяйской каюте – может быть; но в закутке у негритянки? И только мы заперлись изнутри – по палубе раздались шум, топот, грохот, потом по лестницам стали слышны удары, непонятная речь. Чьи-то вопли невдалеке, треск выбиваемых дверей, наконец – стук одновременно и в нашу дверь, и в дверь кладовки.
