– Вы не признаете бога сна. Но ведь от этого он не перестает оставаться богом, пусть слабым, младшим, каким никаким, но богом, который вряд ли питает к караванщикам дружеские чувства.
– Какое мне дело до его чувств!
– Лина, так нельзя! Ведь ты говоришь о боге!
– Я говорю о духе, пытавшемся украсть у госпожи Айи Ее силы!
– И, все же…
– Да Матушка Метелица мне никогда не простит, если я стану даже думать о нем иначе!
– Давай не будем больше об этом, – поморщившись, проговорил Лигрен. Жрец, он относился ко всем, наделенным божественной природой с трепетом и подобные речи, обычные для караванщика, но крамольные для слуха служителя, были ему по меньшей мере неприятны. – Я лишь хотел сказать, что, возможно, бог сна захотел отомстить вам.
– И прибег для этого к помощи земного растения? Он настолько слаб? – усмехнулась караванщица, на миг даже забыв о том, что в сущности речь идет не о силе бога сновидений, а о судьбе ее сыновей. – Что ж, в это я поверю. Но вот только ох и ах, мои сыновья бы ни за что не приняли бы что-то из рук чужого человека. Да и как я смогла бы не заметить приход бога? Или он все же не бог?
Лигрен молчал. Единственное иное объяснение того, как в этом случае ягоды могли попасть в руки малышей, было… Дочь хозяина каравана попросила одну ягоду у Рамир – чтобы убедиться, что они есть и знать, что искать… Она могла проследить за девушкой, когда та лазила в свой тайник, или найти плоды по особому, специфическому запаху, который ни с чем не спутаешь. Но если так, выходит, Мати украла ягоды…
Руки Лигрена дрогнули, губы плотно сжались, боясь, как бы слова сами не сорвались с них. Ему не хотелось признаваться даже самому себе в том, что он мог оказаться прав. Он упрямо гнал от себя прочь эту мысль, но, не в силах найти иного объяснения, вновь и вновь возвращалась к ней, с каждым новым мигом все больше и больше убеждаясь в своей правоте.
Лекарь несколько мгновений смотрел в сторону, словно не желая даже случайно встретиться взглядом со своими собеседниками.
– Рамир, проверь, все ли ягоды на месте, – наконец, проговорил он.
Рабыня замешкалась. В ее глазах зажглось сомнение. Она хотела повторить вновь то, что прежде говорила своей приемной матери – она не знала, сколько у нее всего было ягод.
– Я… я не… – ей никак не удавалось подобрать слов, которые могли бы оправдать ее промедление. – Я не помню, сколько их у меня было.
– Тебе придется вспомнить, – в глазах лекаря, которые он обратил на девушку, была строгость, не допускавшая возражений. И, все же, сколь бы тверд и властен ни казался голос, в нем звучал не приказ, а просьба. Лигрен объяснял, ожидая осознания и помощи, а не слепого бездумного подчинения: – Необходимо знать, сколько ягод съели малыши. Если им досталось всего по одной – значит, ничего страшного, нам нужно лишь набраться терпения и дождаться, когда детишки проснуться. Но если больше – промедление станет ошибкой, ведущей к беде. Ты понимаешь, о что я говорю? – он заглянул в глаза девушке.
