– Да, – ее сердце так сильно билось в груди, что, казалось, было готово выпрыгнуть наружу.
– Тогда иди.
– Лигрен, Мати еще ребенок и… – Лина поняла, какие мысли пришли лекарю в голову и почему он не захотел делиться ими с остальными. Но женщина уже понимала, что найдет Рамир, заглянув в свой тайник. Она лишь гадала, взяла ли малышка все ягоды, или отсыпала себе только часть из них. – Это ведь все началось в тот ужасный день?
– Да, – вздохнув, кивнул лекарь.
– Возвращаясь в караван, она понимала, что провинилась и ждала наказания, а тут эта болезнь ее отца. Представляю, что творилось у нее на душе… – она пыталась как могла оправдать девочку. Она не могла ни в чем винить малышку, даже если ее мальчики спят именно из-за нее.
– Может быть, девочка тут вообще ни при чем и мы зря наводим на нее напраслину, – шепнула Фейр.
– Она еще ребенок, – качнув головой Лигрен. Он не видел иного объяснения происходившему. Наверное, потому, что его и не было вовсе, – и не отвечает за свои поступки. И вообще, даже если мы правы, ею ведь двигали не собственные желания, а воля богов…
Лина тяжело вздохнула:
– Мне хочется верить, – она всхлипнула, – что ни с моими мальчиками, ни с Мати, ни с другими детьми не произойдет ничего плохого, что все они – лишь участники игры, правил которой не знают, а потому – свободны от их оков. Едва игра им надоест, они вернутся. Но ведь есть еще тот, кто затеял эту игру…
Лигрен хотел сказать… Хоть как-то утешить ее, но тут к ним подбежала Рамир.
Она выглядела растерянной, испуганной. Губы девушки нервно дрожали, пальцы перебирали ленточки пояса, повторяя слова заклинания-молитвы.
– Что, Рамир, что такое? Ну, девочка, возьми себя в руки и расскажи все. Ты ведь понимаешь, как это важно. Скольких ягод не хватает?
– Ну… – та оглянулась на Фейр, прячась под защитой ее тени. – С десяток…наверно…
– Великие боги! – в ужасе прошептала Лина. – Это же… Это… Девочка, ты не могла ошибиться? Может быть, ты сама брала ягоды а потом забыла? Или…
– Не будем терять времени, – решительно проговорил Лигрен. – Фейр, приготовь побольше бодрящего настоя. Лина… Лина, – он рванул женщину за руку, выводя из того рожденного ужасом оцепенения, в которое она начала погружаться. – Лина, ты должна смочить настоем тряпицу и держать ее у лиц малышей… Надо сказать другим родителям. И Атену, – он нахмурился, не представляя, как найдет слова, которые все объяснят хозяину каравана, но при этом не лишат его рассудка от страха за дочь.
